Гарабомбо-невидимка

– Это люди, которые карают от имени правительства.

– А что такое правительство? – не отставал Подсолнух, наклонясь к траве.

Конокрад совсем извелся.

– Это те, кто правит. Главные.

– Они знают, где пастбища, где водопой, когда грози опасность?

– Нет, не совсем…

– Не понимаю!

– Прошу тебя, Подсолнух! – взмолился Конокрад. – Не до шуток теперь!

– А ты мне объясни! Я не человек, мне надо понять.

Гарабомбо и Трухильо тревожно переглянулись. Назойливость Подсолнуха грозила все провалить. Конокрад обливался холодным потом.

– Карательные отряды убивают тех, кто забрал чужую землю.

– А что значит «чужая»?

Конокрада никогда не выспрашивали так дотошно. Он беседовал с лошадьми попросту – как пройти, где встретиться; а сейчас к Подсолнуху уже прислушивались другие кони.

– Если землю забрать…

– Земля свободна, – возразил Подсолнух. – Пампа никому не принадлежит. Я пасусь где хочу!

– А вот хозяин твой заплатил шестьсот солей за то, что ты натворил в Учумарке! Ты пасся там без спросу. Я видел, тебя заперли в загон, – сказал Конокрад, радуясь, что прищучил наглого коня.

– Я туда пошел за Травкой! Она в меня влюблена. Да и другие… – Подсолнух блаженно заржал. – Тогда и я был в нее влюблен. Вот и пошел. А то б меня в жизни не словили!

– Да поскорей ты!.. – сказал Гарабомбо.

– Поплачет он у меня, гадюка! – ворчал Конокрад. – Поймают, выкрадывать не стану!

– Ну, что же ты? Объясняй!

– Заткнись, гад!

– С какой стати? Я не знаю, почему вы, люди, вечно все запрещаете. Видел ты, чтобы лошади запрещали?

– Может, им есть хочется… – вздохнул неповоротливый Рузвельт, – потому и убивают!

– Ты что, сбрендил? Они людей не едят.

– А тогда зачем убивать? – не унимался буланый Рузвельт.

Конокрад изо всех сил пытался унять и растерянность, и ярость. Хлебнув из бутылки – ее протянул Гарабомбо, – он немного оправился и объяснил, что творилось в поместьях. Он рассказал, как выгоняли на улицу, как поджигали дома, как измывались. Потом он подробно поведал о том, как общины вернули себе землю.

– Чтобы вы не думали, что я вру, – сказал он, – вот вам свидетель. Звездочка!

Подошла красивая лошадь со звездой на лбу.

– Видела ты или нет, как выгоняли людей из Чинче и Учумарки? Видела, как они спали под открытым небом?

– Видела.

– Помнишь, нам повстречался Гусман, и он плакал, потому что мансанедо забрал у него шерсть, когда он проезжал через Учумарку?

– Помню.

– Не забыла, как в Пакойяне пеон висел три дня подряд?

– Не забыла.

– Мы ничего не знали, – сказала Красотка. – Нас обманули!

– Я думал, это ученья, – сказал Пингвин, вороной конь с белой мордой, которого все очень почитали.

– Это не ученья, лошадки. Они хотят на нас напасть!

– Что же делать? – спросил Пингвин.

Остальные молчали. Пингвин был умнее всех. Его всегда слушались.

– Видите склон? Там лощина Путака. Если вы пойдете за мной, они не смогут передвигаться. На такой высоте люди с берега беспомощны.

Ненастье не утихало. Пингвин двинулся вниз по склону.

– Минутку! – сказала Звездочка, глядя на Гарабомбо и Трухильо. – Я хочу пригласить вот их на мое торжество.

– Ты о чем? – спросил Конокрад. Спорить он не хотел, но дрожал от нетерпения.

– Я насчет скачек, – скромно сказала Звездочка. – Я и в прошлом году всех перегнала на карнавале.

– Хорошо, придем, – обещал Конокрад. – Но ты поспеши! Будем болтать, не на скачки они придут, на поминки.

– Иду, иду, – радостно сказала лошадь, но тут тревожно заржал белоногий конь. Конокрад пошевелил ушами. Это всегда успокаивало его друзей, но сейчас ничего не вышло. Тогда он заржал. Теперь и другие кони забеспокоились. Беседа грозила обратиться в спор, кто кого перержет. Конокрад поцеловал землю, потом – свои сложенные пальцы. Наконец белоногий успокоился и пошел за остальными.

– Что это у вас? – спросил Гарабомбо.

Конокрад смущенно объяснил, что год назад он уговорил коней из Пакойяна идти с ним в Уарас. Белоногий был из них. Конокрад всегда продавал их хорошим хозяевам, которых хвалили собственные кони, но тут какие-то жулики его обошли, и белоногий попал к плохому человеку. Конь не забыл, что его полгода били и морили голодом. Но сейчас он все-таки послушался – не ради безответственного Конокрада, а ради общины!

Глава тридцать первая Правительство предупреждает: будет применена сила! Общинникам Серро-де-Паско дается срок в 72 часа