Гаран вечный

Однажды отец показал мне тайный ход в Ульм, и у меня сейчас была возможность проникнуть в самое сердце замка, ставшего, вероятно, вражеской территорией, и все выяснить. Я облизнул губы и ощутил соленый привкус крови во рту. К тому же, это, наверное, единственное место, где меня не будут искать. Там, в суровом замке, под разорванным флагом, я буду в безопасности.

Я двинулся в путь. Теперь, когда у меня появилась цель, я стал двигаться увереннее, но не забывал об осторожности. Нельзя, чтобы меня заметили. Я должен был пройти довольно длинный путь, осторожно передвигаясь от стены к стене, от укрытия к укрытию. В окнах замка и деревенских домов кое-где виднелся свет. Огни постепенно гасли, а я передвигался тихо, как змея. Я был приучен к терпению, а теперь, когда каждый неверный шаг мог выдать меня, терпение тем более необходимо.

Возле дома фермера залаяла собака, и я замер с бешено бьющимся сердцем. К моему счастью, вышел мужчина и сердитым окликом успокоил животное. Я постепенно приближался к цели. В Ульмсдейле было гораздо меньше свидетельств деятельности Прежних, чем в северных долинах. Лишь здесь, в тени Кулака Великана, остались следы тех, кто жил в этой долине до того, как сюда пришли наши предки. Ничего примечательного — обыкновенная каменная плита среди камней. Никто не мог сказать, каким целям она служила.

Единственное, что выделяло её из других плит, — это вырезанный на гладкой поверхности знак грифона, того самого, которого первый лорд Ульмсдейла сделал своим символом. Даже сейчас, ночью, я хорошо видел четкие линии на плите, и они служили мне ориентиром. Я поднялся чуть выше по склону. Мое измученное, избитое тело отказывалось повиноваться. Вскоре я нашел место, где возле каменной стены камни были сложены так искусно, что полностью скрывали проход.

Я вошёл в темную расщелину. До этого момента я не задумывался, что идти в темноте будет трудно. Вытащив меч, я стал осторожно переставлять ноги и ощупывать стены, пытаясь припомнить, куда же мне дальше двигаться. И когда меч ушёл в пустоту, я понял, что стою на правильном пути. Я вложил меч в ножны и стал ощупывать стены руками. Наконец, начался спуск вниз, туда, куда мне было нужно, но мне сильно мешали сапоги: я не чувствовал дороги и мог свалиться вниз. Я опасался, что копыта окажутся здесь бесполезными, но они все же лучше, чем сапоги. Поэтому я быстро их снял и привязал к поясу.

Копыта оказались более чувствительными к холоду камня, чем сапоги. Ощущая шероховатости камня, его острые выступы, я стал спускаться более уверенно, нащупывая выемки для ног. Но я не знал, сколько мне надо спускаться, мы с отцом сюда не доходили. Он только показал мне, где вход. Я всё спускался, спускался и мне казалось, что в этом кромешном мраке остановилось даже время. Но вот мое копыто нащупало твердую почву, и я осторожно поставил рядом второе. Теперь зажечь свет…

Я вытащил из кошелька кресало и стал ощупывать стену, пока не наткнулся на торчащее из стены древко факела. Я высек огонь и первый факел зажёгся, заставив меня зажмурить глаза от яркого света. Не останавливаясь, чтобы надеть сапоги, убежденный теперь в преимуществе копыт, я направился дальше. Путь оказался длинным. Думаю, что больше половины его составлял естественный туннель, вероятно, русло высохшей подземной реки. Туннель был низким, и в некоторых местах мне приходилось пригибаться и двигаться на четвереньках.

Но тут я не опасался, что меня заметят, поэтому двигался с максимально возможной скоростью. Вскоре туннель стал пологим. Я понял, что нахожусь под долиной и крепость недалеко. Вскоре свет моего факела выхватил из темноты боковой проход в стене. Грубые ступени вели вниз и в сторону. Я понял, что это вход в пещеру на берегу моря, о которой упоминал отец, так что у мне было два пути для отступления. Отсюда туннель повел меня вверх. Длинная лестница в его конце вела в крепость, в комнату отца. Я остановился и загасил факел. Теперь мне могли понадобиться обе руки, а свет факела могут заметить через трещины в стене.

Я заглянул в одну из трещин: там был барак. На дальней его стене горел факел, оставляя большую часть комнаты в полутьме. Здесь спали несколько человек. Пройдя чуть дальше, я заглянул в следующую трещину. Моему взору открылся большой зал. Я находился где-то за троном отца. В очаге горел огонь, которому никогда не давали погаснуть. Слуга сидел на скамье возле него, а на полу, рядом, свернулись две собаки. Самая обычная картина для этого времени суток.

Вот я и у цели. Я не осмеливался идти дальше и открыть каменную плиту, хотя меня сильно мучило, что же я увижу там, в комнате отца. Люди часто используют слово «любовь». Они обозначают им как чистые чувства, вроде привязанности, нежности, так и грязные, вроде похоти. Я никогда не пользовался этим словом, так как мне в жизни не представлялось случая испытать это чувство. Страх, почтение, трепет — эти чувства были мне более понятны, чем любовь. Я не любил своего отца. В те дни, когда я был рядом с ним, я уважал его и преданно служил.