Гарантия безопасности

Генералу Боугэну пришлось долго отвыкать от привычных запахов самолета — мужественных ароматов мощных двигателей, керосиновой вони реактивных турбин, сугубо интимных запахов кожи и мужского нота, пропитывавших каждую пилотскую кабину.

Долго еще центр управления казался генералу не по-военному салопным и просто чем-то нереальным. Но со временем восприятие изменилось. Генерал начал осознавать утонченность и сложность установленных в зале маленьких невзрачных столиков. Тихий, непритязательный, серый и чопорный зал оказывался беспредельно обманчив. Простота служила ему маской. Чопорность скрывала утонченную сложность, которая, при ближайшем рассмотрении, граничила с дерзновенностью художественного творчества. Сюда, в центр управления, стекалась информация: радио, телетайпы, письменные сводки, рапорты, компьютеры, банки данных, картотеки, телефоны, устные доклады несли сюда страх, мужество, расчеты, догадки, озарения, соображения, факты, полуправду, рекомендации, статистические данные, двусмысленности, слухи, информированное невежество и невежественную информацию. И все это подвергалось жесткой процедуре обработки, долженствующей привести к одному из двух возможных заключений: либо налицо факт, либо — вероятность факта.

Генерал Боугэн снова глянул на Рэскоба. Жаль, не объяснишь ему, как в глубине души представляешь себе все это сам. Центр управления стал капитанским мостиком, кабиной самолета, командным пунктом, где принимаются решения. И, как ни странно, зал, погребенный под миллионами тонн земли, запертый сотнями тонн бетона, все время, казалось, находился в движении. Удивительно, но спуск в лифте начал обретать знакомые черты волнения, испытываемого при взлете самолета. Работая за своим столом в центре передней части зала, генерал Боугэн переживал ощущение полета, причем полета исключительно по приборам. Обрел он уважение и к экипажу этого странного корабля, созданного его воображением. Здесь служили профессионалы, ни на йоту не уступавшие в профессионализме ни одному из членов летных экипажей, какими ему доводилось командовать. И себя он не ощущал безликим служакой, бездушным винтиком изощренной машины. Центр управления был тончайшим человеко-машинным комплексом. По большей части решения принимали получающие и анализирующие информацию машины. Но генералу достаточно часто приходилось вспоминать, что командует здесь он. И принятие решений по-прежнему остается его профессией.

Генерал Боугэн знал, что глаза его гостей уже достаточно привыкли к полумраку, чтобы можно было пройти по наклонному полу в глубь зала к командному пульту.

— Полковник Касцио, покажите на Большом табло военно-морскую обстановку в районе Тихого океана, — приказал генерал, ведя гостей за собой.

— Слушаюсь, сэр, — ответил полковник Касцио и быстро зашагал вперед. К тому времени, когда генерал и гости подошли к центральному пульту, полковник нажал рычаг с надписью: «Тихий океан, ВМФ». И тут же на Большом табло начало меняться изображение. Меркаторская проекция исчезла, на мгновение экран погас, а затем на нем появились четкие очертания всей акватории Тихого океана. Полковник Касцио вопросительно посмотрел на генерала:

— Прикажете начать с позиций русских подлодок?

Генерал утвердительно кивнул. Полковник Касцио переключил два тумблера. Внезапно на карте Тихого океана замигали 16 красных огоньков. Одновременно заработал небольшой аппарат у соседнего стола, из него потянулась бумажная лента. Одна из мигающих красных точек находилась, казалось, всего лишь в нескольких дюймах от Лос-Анджелеса. Еще одна — на расстоянии около фута к западу от Пёрл-Харбора. Остальные были разбросаны по всей тихоокеанской акватории.

Рэскоб застыл на месте. И, не отдавая себе в том отчета, нахлобучил на голову шляпу.

— Господи ты боже мой, да неужто вы хотите сказать, что эти штуковинки и есть русские подлодки? — спросил он. — Но ведь та, вот, у Лос-Анджелеса, прямо чуть ли не в порт влезла.

— Эта советская подлодка, сэр, находится на расстоянии пятидесяти миль от Лос-Анджелеса, то есть в международных водах, — тихо пояснил генерал Боугэн. — Пока она не вторгнется в трехмильную зону либо не проявит признаков агрессивности, нам остается лишь следить за ней.

— Слушайте, генерал, мне это представляется чрезвычайно опасным, — сказал Рэскоб. — Какого черта нужно их подлодкам у самых наших берегов? Что они здесь делают?

— Надо полагать, то же самое, за чем мы посылаем разведывательные спутники и самолеты «У-2» вдоль границ СССР, а иногда и за их пределы и держим радарные станции в Турции. Просматривают нас.

Такие объяснения были Рэскобу понятны.

Охватившее его напряжение ослабло. Когда он заговорил снова, в голосе опять зазвучали жесткие нотки:

— А как вы можете быть уверены в том, что это действительно советские подлодки, и в том, что подлодки здесь есть вообще?