Гарантия на любовь (СИ)

Николай

— Да ладно? — дядя на другом конце линии закатывался смехом. Вот и позвонил, называется, рассказать о знакомстве родителей и Юльки. — Черт! И я это пропустил?! О, как же жестоко, я так хотел увидеть лицо брата, когда ты… — и снова ржач, даже не смех, просто ржач…

— Очень смешно, — прокомментировал я приступ веселья, слабо улыбаясь. Взглянул в сторону зала, из которого меня выставил капризный стилист. Филу я доверял, единственному, наверное, из всех своих знакомых в этой индустрии красоты, он меня учил когда-то многим тонкостям своего ремесла, когда мне было все это очень интересно. А я им восхищался, впрочем, как и сейчас, что говорить — гений! И если кто и мог исправить этот красный цвет волос и не повредить, то только Филипп Ильин. Лишь характер друга меня всегда напрягал, эта его любовь пошутить, позаигрывать, да и что греха таить, иногда все могло зайти немного дальше невинного флирта… И это если учесть, что этого «гения» дома ждала жена и двое детей, милые девочки, что уже, кажется, пошли в школу… Но самое смешное, что именно по этой причине охота и все игры прекращались именно на первом свидании аккурат после кучи речей, что способны были растопить сердце любой девушки… Даже до поцелуев не доходило, стилист в этот момент просто вставал и спокойно информировал, что, мол, извини, дома жена его ждет, а дети мороженое, и уходил. Неприятностей за такое было… Дари, она же Дарья Ильина, в девичестве Чаркова, зверела не на шутку и грозилась шутнику, что если еще будет девочкам мозги пудрить, то подпортит шевелюру, высветлит, а то и вовсе «спалит пакмы». Помогало, но не всегда. Тогда за дело брался старший брат Ильина, дядька сорока лет, а может и старше, не знаю, никогда не интересовался. Что они и правда братья, никогда бы не догадался сам. Старший Ильин бизнесмен, построивший неплохой бизнес на том, что продавал умение брата создавать идеальный образ для прекрасного пола. А Дари, которая предпочитала преображать с помощью косметики, была прекрасным дополнением своему мужу. В итоге, когда младший брат достаточно встал на ноги и смог открыть свой салон под патронажем старшего, имя заработали оба: один как мастер, другой как поставщик.

Я с Михеем пересекался редко, последняя наша встреча была в суде, где Ильин, кажется, выступал ответчиком по какому-то делу. Не самое подходящее для встречи место, но что уж тут. Мне и за пять минут успели нажаловаться на строптивого брата, так что даже позвони я сейчас Михаилу Ильину, скорее, не получу никакого результата, да и что я скажу — что ревную свою женщину к его брату? Надо мной бы как минимум посмеялись, но пустая угроза, как ни странно, подействовала.

— Слушай, Николай, — внезапно спохватился Ярослав, переставая смеяться, — а как ты смотришь на то, чтоб познакомить Юльку с дедом…

— Вот еще, — я невольно зарычал. Этому потеха, а мне… Мне, скорее, испытание. Дед, Никифор Николаевич, был тем человеком в семье, кто мог меня и пожурить, но и в обиду не дать. Хотя и на свой манер. К Никитке глава семейства относился как-то иначе, все разрешал, баловал, я же в этом отношении огребал за двоих, и требовали с меня соответственно. Но никто при этом, кроме него, не имел права отходить меня ремнем, если забалую, а вот если ремень брал он…

Невольно поморщился, вспоминая, как за одну из выходок, что мы учинили с Бартом лет в шестнадцать, меня отходили ремнем, да так, что я не то что сидеть, я лежать не мог, а ноги и руки были все в синяках, как и спина, не говоря уже о заднице, а ведь это я уклонялся как мог. В девятнадцать, узнав о моем увлечении и «уроках» у Фила и Дари (визажист и парикмахер для Николаева — сильно низко, как оказалось), меня снова попытались отходить ремнем… Никогда так не радовался тому факту, что кто-то стар, и силы у него не те, чтоб за мной бегать. А бегал я тогда быстро… и еще месяца три не показывался на глаза.

— Да ладно, у твоего деда отличное чувство юмора, даже мой отец с этим не спорит.

— У него еще и скверный характер, — вздохнул, не желая соглашаться с дядей да вспоминая дни у бабушки с дедушкой. Покой тогда только снился, хотя если дед терпел мою бабку, тут или любовь, или ангельский характер, не знаю, во что больше и верить. С другой стороны, из памяти не стирается его довод во всех спорах: «Я все равно тебя переживу и окажусь прав, Горгона ты моя ненаглядная». И ведь так и вышло!

— Как и у тебя, и у меня, и у всей нашей семейки вместе взятой. Так что давай, познакомь!

— И что мне это даст? — спорить не было никакой причины. Да и меня пугали мои мысли и желания, а еще больше — чувства. Василиска права, я влюбился, просто так, ни с того, ни сего в девушку, что сам же и оскорблял и просто ни во что не ставил, а теперь… влюблен.