Гардемарины, вперед! (1 и 2 части)

Через полчаса Анастасия спустилась в гостиную уже в дорожном платье и больше не отпускала от себя Сашу до тех пор, пока не села в карету.

— Прощай, Саша,- она протянула ему руку. — Прощай, голубчик.

Де Брильи окинул его недобрым, ревнивым взглядом, но ничего не сказал.

«Мы еще свидимся…» Впрямь ли она это шепнула или только почудилось? Колеса тяжело повернулись, заскрипели, и карета покатила по усыпанной хвоей дороге. Глядя ей вслед, Саша подошел к березе, погладил влажную кору.

— А правда ли, что русские делают нарезки на березах,собирают сок в сосуды и потом из этого варят мед?- очень серьезно спросил у него шевалье за завтраком.- У нас во Франции мед собирают пчелы… Кто поймет этих русских? — добавил он словно про себя.

— А правда, кто их поймет? — сказал Саша. — И почему я не умер? И почему не бегу вслед за каретой?- И он заплакал, прижимая к лицу жесткие ветки березы.

27

Дошел, доскакал… Вот он, Микешин скит. Кажется, рукой дотянешься до стены, саженей двадцать- не больше,но ближе не подойдешь. Стоит скит на острове, не только высокие стены,но и глубокая вода озера ограждает от мира служительниц божьих. Черные от времени, плотно сбитые бревна забора, ворота с фасонными накладками, а над всем этим двускатная тесовая кровля с крестом и купол колокольни, крытый свежими лемехами. Мужчине туда даже в монашеском платье хода нет, а в камзоле да при шпаге — он для них сатана, нежить!

Игнат тоже спешился и суетился около коней, подтягивая подпруги.

— Вот что, Игнат. Отправляйся-ка в деревню да сыщи место для ночлега. Дня на три, а там видно будет.

— Уж лучше вместе, Алексей Иванович. Матушка наказывала, чтоб я от вас ни на шаг…

— Полно тебе. Я не ребенок. Слушай, верстах в пяти есть две деревни. Через Кротово мы проезжали. Но нам лучше остановиться в Хлюстово. Эта деревенька на острове стоит.И хорошо бы лодку достать. Поговори в деревне, разузнай про скит. Скажи, мол, барину надо повидать одну из стариц по семейному делу. Может, найдешь кого отнести письмо в скит. Много денег не сули…

— Посулю… как бы…

— Да я бы все отдал, до последней рубахи, да боюсь излишнего любопытства. Все дело может прогореть.

— Какое дело-то? Скажите, барин, Христа ради. Мотаемся по дворам, по чужим углам, а чего…

— Вечером с лошадьми приезжай в это же место, — продолжал Алексей, словно не слыша причитаний кучера, — но тихо, потаенно. Понял?

«А то не понял… Как бы…- подумал Игнат.- Последнюю рубаху отдать! Не иначе,как зазноба ваша за этими стенами. Эх, Алексей Иванович. Как говорится — любви, огня и кашля от людей не спрячешь!»

Оставшись один, Алексей лег в тени прибрежных кустов, решив наблюдать за скитскими воротами — может, как-то проявится жизнь, выйдет кто-нибудь за ограду или лодка отойдет от берега с той или с другой стороны. Но монастырь был тих и неприветлив. За час ожидания Алексей не увидел ни одного человека подле его стены.

Он побрел вдоль берега, надеясь, что водная гладь сузится и можно будет вплавь добраться до острова. На белом промытом песке росли жесткая трава и выцветшие бессмертники. Корабельные сосны высоко над головой шумели хвоей, между их могучими стволами, как резвящиеся у родительских коленей дети, молодые сосны распушили ветки. Изогнутые стволы мертвых кустов можжевельника напоминали сражавшихся осьминогов, что окаменели в борьбе и, как водорослями, поросли бородатым мхом.

Уже стены скита и колокольня скрылись за поворотом, а расстояние до острова не уменьшалось. Алексей разделся, связал одежду в тугой узел. Вода у берега была прозрачная, ярко-голубая, а дальше заросшее водяным хвощом дно уходило круто вниз, в плотную, словно стеклянную синеву. Алексей на минуту засмотрелся на оранжевые плавники окуня и поплыл, держа узел над головой.

Остров встретил его запахом медоносных трав. На высоких малиновых головках чертополоха дрожали крыльями коричневые бабочки. Он задел узлом колючую ветку, и бабочки закружились легким роем вокруг его мокрого тела.

Он натянул рубаху, отер подолом лицо и засмеялся вдруг- все будет хорошо. Софья ждет его за этими стенами. Она верит ему, только ему, на всем белом свете, так она сказала при расставании.

Алексей оделся и углубился в лес. Сосны скоро сменились березами. По неглубокому овражку бежал чистый ручей, видно, где-то выше пробился на поверхность земли ключ.

Он лег на землю, раскинул руки, уставился в небо невидящими глазами и стал думать о Софье. Может быть, по этим самым травам, что примял он спиной, ступала ее легкая нога? И далекий голос кукушки она тоже слышала и по томительным крикам отсчитывала дни, оставшиеся им до встречи. И этот гул, жужжание, стрекот прогретой солнцем травы радовал ее слух… И эта божья коровка:

«Полети, расправь крылышки, шепни Софье, что я уже здесь, жду…» Он потерял счет секундам,и только пульсация крови напоминала о том, что время движется, и потому надо вставать, прощаться с островом и плыть назад.

Игнат уже вернулся на условленное место.

— Я вас, Алексей Иванович, больше часа жду. Ужинать пора.

— Нашел избу для постоя?

— Нашел. В Хлюстово.

— А про скит?…