Гарденины, их дворня, приверженцы и враги

Ранним утром - в господском доме все еще спали - Николай пошел в деревню. Туман только что поднялся с земли и густою пеленой висел еще над тихими водами Гнилуши. Небо заволакивалось точно дымом. Серые кровли vt коричневые стены усадьбы сливались в какую-то унылую гармонию с этим пасмурным утром. Было холодно, какая-то пронизывающая сырость насыщала воздух.

Однообразный стук поршня доносился из винокурни.

Охрипший свисток паровой молотилки призывал на работу.

Ближе к деревне Николай встретил оборванного человека в картузе, заломленном набекрень, с синяком над бровью.

- Ваше степенствоГ Господин купец!.. Охмелиться мастеровому человеку! провозгласил оборванец, с комическою ужимкой вытягивая руки по швам. Николай дал.

Оборванец рассыпался в благодарностях.

- Мы - медники, - говорил он, снова возвращаясь в деревню, - четвертной в месяц огребаем... Ловко-с?.. За всем тем Еремка Шашлов бреет нас со лба, солдатка Василиса - с затылка!.. Ха, ха, ха!.. Еремей - по кабацкой части, солдатка - по девичьей... Я теперь, например, закутил - все спущу, четвертной пополам расшибу: половину пропью, половину женский пол слопает... Ловко-с?.. Потому мы - медники. Прощенья просим! - Он свернул в переулок.

В деревне выгоняли скотину. Длинная цепь стариков, ребятишек и баб стояла на меже, отделявшей барский выгон. "Что это значит?" - спросил Николай. Оказалось, выгон давно перестал быть "нейтральным" и цепь стерегла скотину. Какая-то не в меру бойкая коровенка успела прорваться... Невообразимый крик поднялся вдоль цепи... За коровой помчались и старые и малые... Но их уже предупредил верховой с зелеными выпушками на кафтане: размахивая нагайкой, он погнал корову на барский варок. Ругань, проклятия, божба так и повисли в мглистом воздухе. "Чистая война!" - подумал Николай.

Во внешнем виде деревни не произошло особых перемен. Только прибавилось с десяток новых дворов да большинство старых покривились и почернели. Зато три-четыре избы резко выделялись своим великолепием. Одна была даже каменная, с фронтоном, с железною крышей, с ярко раскрашенными ставнями. Она принадлежала Максиму Евстифеичу Шашлову. Пунцовый кабацкий флаг победоносно развевался над нею. Отлично также отстроилась солдатка Василиса с помощью своего нового ремесла. Мужик Агафон, единовластно захвативши отцовскую кубышку, воздвиг "связь" из соснового леса и в черной половине поселил брата Никитку, а в белой жил сам и принимал волостных, урядников, фельдшера и другую сельскую знать. По примеру покойника отца, Агафон ходил старостой. Павлик Гомозков, ныне посельный писарь Павел Арсеньич, жил на задворках в новой избе, впрочем нимало не походившей на "хоромы". Старик Арсений умер три года тому назад, и Павел тогда же разделился с Гарасыкой. Вопреки обычаю, Гараська остался жить в старой избе, меньшой брат выстроил себе новую с помощью Николая.

Николай довольно часто виделся с Павликом и главным образом от него узнавал гарденинские новости. Теперь ему хотелось посмотреть, как живет сам Павлик. Парень не жаловался на свою жизнь, за всем тем она показалась Николаю какою-то бесприютной. Повсюду заметно было отсутствие того порядка, который приносится в дом женскими руками и женским глазом.

- Жениться тебе надо, Павлик! - шутливо сказал Николай.

- Девки не найду по душе, Николай Мартиныч! - в тон ответил Павел, усердно раздувая покоробленный самоварчик и гремя посудой. - Всех наших девок винокурня попортила... - и добавил серьезно: - Такая мерзость пошла, не приведи бог!..

За чаем Павел с великою заботой сообщил Николаю, что чуть не половина деревни хочет идти на новые места.

- Так что же? Пожалуй, и дело задумали, - сказал Николай.

- Деваться, точно, некуда, это так. Мало того, в земле теснота - для души, по мужицкому выражению, тесно стало... Да кто сбивает-то? Брат Герасим да зять Гаврила.

Они же и в ходоки называются. Рассудите-ка!.. Брат до того набаловался, столь остервенел, - я всего боюсь... - Павлик опасливо оглянулся и начал говорить вполголоса: - Слышали, об Иване Постном у отца Александра тройку лошадей увели?

- Ну?

- Сильное у меня подозрение, не миновала тройка брата Герасима да зятя Гаврилы...

- Не может быть!

- Право же, так!.. И деньги у них появились, и, жаловалась невестка, купил брат Василисе шелковый сарафан... Откуда?.. Еще кое-что я приметил... Одним словом, их дело.

- Но куда сбыть? Тройка пропала со всем, с сбруей, с тарантасом. Кажется, кнут, и тот украли.

- Эге! Разве не знаете Гаврилу? Малый пройди свет!

Всем штукам обучился в низовых городах. Ну, а теперь вот еще какой дошел до меня слушок, тоже невестка сказывала... Затесалось брату в башку братское гумно поджечь...

Каково?.. И, право слово, подожгет!.. Ему что?.. Отчалнный!.. Хорошо. Вот, значит, эдакие-то молодцы и пойдут ходоками... Как полагаете, не порешат они мирские денежки в первом трактире?

- Конечно, порешат!