Гарденины, их дворня, приверженцы и враги

Наконец Псой Антипыч был представлен свойственникам, родственникам и единомышленникам патриотической дамы. Псой Антипыч чутьем разгадал каждого. Перед одним он прикинулся дурачком, ибо тот только в виде дурачка представлял себе настоящий русский народ; другому развил весьма дельно, как выгоднее продавать спирт и пользоваться бардой, — у того были огромные винокуренные заводы; третьему тонко намекнул, что управляющий его обкрадывает, — несомненная истина, потому что Псою Антипычу случалось воровать с этим управляющим сообща; четвертому так подал мысль усугубить доход с имений, что тот моментально вообразил, будто это его собственная мысль; пятому грубо польстил, сказавши, что «Расея вот как чувствует — по гроб жизни!» государственные заслуги его превосходительства. И все это с русскими прибауточками, с русскими поклонами в пояс, с теми бесхитростными русскими словечками, от которых иногда закрываются веером высокопоставленные дамы, но которые, в свою очередь, присуждены изображать настоящий русский патриотизм, — разумеется, если выпадают из уст такого бесхитростного мужичка, как Псой Антипыч.

Игра кончилась тем, что Псой Антипыч снял в, аренду («урвал»!) чуть не целое немецкое королевство со всевозможными льготами, послаблениями и попущениями и вернулся домой в качестве патентованного патриота. С тех пор он настойчиво удерживал эту позицию. Возвращалось ли «православное воинство» из похода, — Псой Антипыч первый выставлял бочку полугара, жертвовал воз ржавых селедок, бил себя в грудь, говорил «речь», уснащенную крупною патриотическою солью. Везли ли пленного Шамиля, — Псой Антипыч и по поводу Шамиля совершал торжество, извергал бесхитростные слова и бил себя в грудь. Посылался ли складень графу М. Н. Муравьеву, — Псой Антипыч и по случаю складня ударял в свои жирные перси, хрипел: «Разразим!» и предлагал последнюю «каплю крови» на «пристол атечества».

Однако спустя десять лет ненасытный азарт Псоя Антипыча опять повредил ему. Вырубил он «невзначай» какие-то высокопоставленные леса, распахал, «забымшись», степи, продал «по ошибке» овец, выкрал «по глупости» зеркало из заброшенного палаццо… Несмотря на все уважительные причины, от аренды ему было отказано. Как на грех, и с патриотизмом стало тише. Тогда Псой Антипыч волей-неволей погрузился на дно, купил «вечность», скромно начал хозяйничать, безвыездно жил на хуторе, только изредка высовывая свою чуткую картошку и обнюхивая: не тянет ли благоприятный ветер, не приспело ли время снаряжаться и выплывать на поверхность?

В последнее время, выражаясь его разбойничьим жаргоном, «быдто стало поклевывать», хотя и не в смысле патриотизма. Имя его все чаще и чаще повторялось среди коннозаводчиков. Раза два на его хутор заезжали важные особы посмотреть лошадей. Псой Антипыч не упустил поднести особам суздальские иконки с изображением их «ангела», — конечно, сославшись на свою «глупость», «подоплеку», «душу», «простоту» и тому подобные принадлежности истинно русского человека. Жеребцы его завода щеголяли в княжеских и графских запряжках, — штуки четыре из них щеголяли без всякого права, ибо были простые битюги, снабженные фантастическою родословной.

Но все это пустяки. За самое последнее время отверзлись еще лучшие перспективы: Псою Антипычу стало известно, что одна очень значительная особа намеревается купить целиком весь его завод. Вся штука заключалась в том, чтобы как-нибудь не, охладить вельможеских намерений — не уронить славу завода до тех пор, пока не удастся «облапошить» его — ство.

Вот какой был человек Псой Антипыч Мальчиков.

На другой день после того, как проверяли Кролика, Наум Нефедов вытащил из утробистого тарантаса своего рыгающего, урчащего и рассолодевшего от жары хозяина, отпоил его ледяным квасом, собственноручно почистил щеточкой и, оставшись с ним наедине, подробно изложил положение дел.

— Ну? — прохрипел Псой Антипыч, с недоумением смотря на наездника.

— Что ж — ну! Проиграем, вот и все. По-моему, не пускать, не срамиться.

— Обдумал! Девка-то, девка-то что говорит?

— Девка на все готова, да что толку?.. Испортить лошадь, это уж как угодно, не возьмусь. Да к тому же, как зеницу ока стерегут. Нарвешься на такой скандал, — призам не обрадуешься. Вы как хотите, а я не возьмусь.

— И не берись. Зачем ее портить? А девка-то, девка-то… — Псой Антипыч всхрапнул, шевельнул ноздрями, что-то неуловимое пробежало в его глазах, — и, не дожидаясь ответа, круто закончил: — Ладно. Сосну малость… Скажи, благодетель, чтоб в сумерках девку привели. Сюда-то незачем, пущай на задворках подождет.