Гарем

Но капитан Лампри, ныне покойный, поняв, чего они домогаются, сказал ему, что они подлые псы есть, суть поганцы обрезанные, и что он отдаст им всю серебряную монету, а такоже пиастры с цехинами, что имеет на борту, ежели они отпустят его корабль, а более у него для них ничего нету. Но один, главный между ними, подлым ренегатом будучи, хорошо знал по-аглицки и сказал капитану, что сам ты подлый пес и ежели я вызнаю, что еще ценного на корабле имеется, что ты скрыл от меня, то велю всыпать тебе в сто раз больше, а потом выкину за борт к гадам морским. Но покойный капитан Лампри ни в чем более не сознавался…

Тем временем женщины сидели, запершись в дальнем помещении, в ужасе от грозящей им погибели, и от воды, уже дошедшей им до пояса, платья их стали тяжелы как свинец. Но, как велел им капитан, они не издавали ни звука жалобы, и, не осмеливаясь говорить вслух, они в сердцах своих молили Бога, чтобы не дал Он туркам их захватить, а дал им спокойно утонуть в морской пучине…

И позвали троих держать ныне покойного того капитана, и разложили его животом вниз на нижней палубе, и двое из этих сели ему на ноги, а один — на шею, и стали до того немилосердно пороть его, старика, что дщерь его несчастная, хоть и была удерживаемая всеми монахинями, вырвалась из двери тайного их укрытия и закричат: нет, нет, пощадите моего отца, молю вас, и, увидев у отца на теле шесть или даже семь ран кровоточащих, пала она на колени, с лицом белым как смерть, и все молила турок пощадить старикову жизнь, а взять ее заместо. Тогда главный между ними отбросил ее прочь и, разгоряченный видом крови, ударил капитана в бок своим ятаганом и пригвоздил его прямо к двери в тайное то убежище, где женщины сидели, и разрезал его тело пополам, так что…

— И на этом заканчивается?

— Да. Прямо на середине предложения. Я думала сначала, что на этом пергаменте записана вся история, но, как видишь, ошиблась.

Читальный зал закрывался по субботам в час дня, и Элизабет вместе с Эвой решили пообедать в одном из кафе, расположенных на территории крытого рынка. До Рождества оставалось не меньше шести недель, но официантка была уже наряжена в красно-белый передник, а в качестве украшения на голове у нее красовались оленьи рожки из зеленой мишуры.

— Продолжай, пожалуйста. То, о чем ты рассказываешь, безумно интересно. — Эва рассеянно размазывала ножом масло по ломтику хлеба. — К тому же это значит, что ты проспорила мне пятьдесят фунтов.

— Ах да, точно.

— Вот и славно, я заставила тебя улыбнуться. — Эва выглядела донельзя довольной. — Сегодня утром ты так радостно сияешь. — Она, казалось, хотела добавить еще что-то, но воздержалась.

«Рассказать ли ей о событиях прошлой ночи?» — подумала Элизабет, но настроение подруги было таким безоблачным, что не хотелось портить его еще одним спором о Мариусе.

— Итак, что теперь ожидает этот манускрипт? У тебя будет возможность еще поработать с ним?

— Когда я показала свою находку работникам библиотеки, рукопись тут же отобрали, якобы для того, чтобы показать эксперту по манускриптам раннего периода. Чего и следовало ожидать. Но библиотекарь пообещал, что документ непременно вернется в читальный зал. Со временем.