Гарем

В этом коконе Толик, как ни щурился, не мог различить ничего, кроме какой-то истошной пульсации и лохматых, как у мамонта, ног старьевщика. Эти ноги летали над Толиком, сминая восковой мякиш, которым какое-то время назад была Арахна.

– Боженька… – прошептал Толик.

Что-то лопнуло, и гамак с криком полетел вниз.

– Д-дурашка, т-ты же об-бещал не ш-шпионить. Ну, п-посмотри, как к-курточку загрязнил. З-зачем под м-машину з-залез? Н-надышался т-там чего-то…

Он приоткрыл глаза – над ним была Арахна, а над Арахной – уже не дождливое, а где-то даже голубое, с воронами, небо.

Арахна слюнявила платок и пыталась оттереть с его рукава пятно. Они сидели на перевернутой скамейке перед тем же гаражом, только теперь закрытым; на Арахне был все тот же горчичный плащ, казавшийся от солнца золотым.

Толик вспомнил старьевщика и снова зажмурился.

– Тетя Арахна, а где этот… “стары вэщ”?

– К-то? “С-стары в-вэщ”? П-похоже (улыбнулась). К-колекционер он.

Уехал к-куда-то. П-по д-дд-делам, н-на машине.

– У его машины передних колёсов нет.

– Да? Н-незнаю. Вот, к-кстати, с-смотри, с-следы.

Глина перед гаражом действительно была всклокочена свежими следами от шин.

– Разве мне приснилось?

– Что?

Наморщил лоб, пытаясь выловить нужный ответ.

– Монастырская изба.

Почему-то ему стало стыдно этого названия, и он уткнулся в плащ Арахны.

– Р-ради т-твоего отца. Я эт-то д-делала т-только р-ради него, п-понимаешь?

Толик кивнул в плащ.

– Н-не п-понинимаешь, – сама себе ответила Арахна. – Я в о-одиннадцать т-тоже н-нич-чего не п-понимала, ж-жила: ля-ля, ля-ля.

Так до с-семнадцати и до-долялякала. С-сигаретки, к-кофеек, на кроватке м-м-мужичок. П-потом разломали . М-м-мужички и раз-ломали.

П-полетело-поехало.

– А потом вы пришли к нам? – быстро спросил Толик, боясь, что Арахна начнет рассказывать про “полетело”.

– Не у-угадал. П-потом – меня с-спасли. Ч-человек п-п-по имени – Игорь.

Она произнесла “Игорь” быстро, словно боясь заикнуться внутри этого имени. Толику стало обидно, что до отца ее уже спасал какой-то человек-Игорь.

– В-врач. Оч-чень г-гордый, п-правда. Н-но с-с-обирался ж-жениться.

– И вы хотели?

– Т-теперь не з-знаю. П-пошла з-заказывать с-с-свадебное п-п-платье… Ошиблась вот адресом. П-попала к вам.

Неожиданная жалость к Арахне судорогой прошла по Толику, и он неумело обнял ее. Губы Арахны приблизились. Он них тихо пахло вином…

Знакомый крик, повисший в воздухе:

– Толик! То-олик, домо-ой!

V

Вернувшись, Арахна, как всегда, бросилась в душ. Тихонько застонала от убаюкивающей ласки юрких и горячих потоков. Впала в забытье.

Толик, спрятав заляпанную куртку и дав по пути два легких щелбана

Зойке и Гуле, вошел в Залу.

Здесь было торжественно, как на школьной линейке. Зловеще выключен телевизор.

– Ну, Толенька, рассказывай, – тихо сказали ему Магдалена Юсуповна,

Гуля Большая, Зулейха, Марта Некрасовна, Зебуниссо.

Толик молчал, уткнувшись взглядом в пол.

– Не хочешь рассказывать? – еще тише спросили Магдалена Юсуповна,

Гуля Большая, Зулейха, Марта Некрасовна, Зебуниссо. – Хорошо-о…

Алконост! Повтори для своего брата, все, что ты нам честно рассказал.

Поднялся заплаканный Алконост:

– Толян… за гаражами… с каким-то дядькой, с тетей Арахной…

Вышли с тетей Арахной из гаража, а потом еще сидели и…

– Что за жаргон! – топнула Марта Некрасовна. – Это Арахна вас таким словечкам обучила?

Желтый пол вздыбился и забурлил под ногами Толика, он бросился на

Алконоста, пытаясь ударить ему кулаком прямо в губы…

Их растаскивали, кто-то голосил: “Растление несовершеннолетних!”, рука Магдалены Юсуповны отшвырнула брыкающегося Толика на батарею, из носа побежала кровь, он кричал:

– Добрая… она ради папы… она из-за него врача оставила… и на гамаке – из-за папы, а ей больно там было… и всадники на нее скакали, старьев… щики… добрая, слышите!

Его уже не слушали – народ бросился в ванную; только Фарида, торопливо присев рядом и запрокинув мальчику голову, чтобы текло меньше, спросила:

– А видел? Видел с ней всадников? Четырь, да? Четыре?

И унеслась со всеми в темноту – в квартире снова погас свет, и в руках сгрудившейся перед дверью ванной толпы запылали свечи, купленные на Арахнины деньги.

– Открыто! – хрипло объявила Старшая Жена, проверив дверь.

Гарем, толкаясь и нечленораздельно гудя, ворвался в ванную.

Арахна сдавленно закричала. Удары, плеск.

– Откройте же, что у вас там! – прозвучал в гулком подъезде растерянный тенор Иоана Аркадьевича.

– Быстрее! Не успеем! – визжали в ванной.

Толик, зажимая кровавый нос, бросился открывать.

– Папа, Арахну убивают!

Ванная стихла. Быстро – кто согнувшись, кто почти на четвереньках – ванную покидали торжествующие жены.

– Что, что у вас тут?.. – пустым, скомканным голосом спрашивал в темноту Иоан Аркадьевич.

Последней вышла Старшая Жена.

– Прошу, – распахнула перед Иоаном Аркадьевичем дверь ванной и протянула свечу. – Полюбуйся, что они натворили.

Внутри, в черной воде, лежала Арахна. Иоан Аркадьевич опустил свечу, осветились кровоточащие царапины, покрывавшие лицо, руки, грудь.

– Арахна… Арашенька, – сказал Иоан Аркадьевич. – Что они с тобой…

– Т-т-топили.