Гарем чужих мужей

– От амазонок скрывается, – прошептал одноклассник заговорщическим шепотом. – Они вчера за ним приезжали. Но он от бабушки ушел и от дедушки ушел! – процитировал одноклассник народный эпос о Колобке.

– А поподробнее нельзя? – попросила я.

Но лучше бы этого не делала. Все собравшиеся у «Пива в розлив» стали наперебой рассказывать про приезд амазонок. Описания средства передвижения дам варьировались так, как отличается телега от «шестисотого» «Мерседеса», описания внешности – как киборг от мисс Вселенной. Мужики еще и не могли сойтись в количестве. Я, конечно, предполагала, что у большей части наблюдателей в глазах двоилось, а то и троилось, но мне от этого было не легче.

Правда, все сошлись в одном.

Среди амазонок была «цветная». Правда, в остальном мнения расходились. Эта самая амазонка могла, по мнению собравшихся, быть негритянкой, индианкой, индуской, арабкой, китаянкой, узбечкой и казашкой. Я поняла, что при таком разбросе мне эту девушку не отыскать никогда.

– И что делали амазонки? – устало спросила я. Сашка все это время стоял рядом молча.

– Приехали вот так, как вы, – ответили мне и признались, что меня вначале тоже приняли за амазонку, но меня опознал одноклассник.

– А мама похожа на амазонку? – впервые встрял Сашок.

Меня стали рассматривать.

– Они тоже все были ничего, – наконец заявили собравшиеся алкоголики. – Но вы – лучше.

– Спасибо, – поблагодарила я – комплимент всегда приятен, но меня все-таки интересовали вчерашние события и в особенности сегодняшнее местонахождение братца.

По версии собравшихся, амазонки оставили транспортное средство не в Витином дворе, а в соседнем, потом рыскали по окрестностям (раздвоившись, растроившись и так далее – тут мнения расходились) и в конце концов уехали. Меня так и подмывало спросить, не садилась ли в соседнем дворе летающая тарелка, но я сдержала этот благородный порыв и поинтересовалась:

– Одни уехали? Никого не взяли?

– Из наших – точно никого. Все здесь.

– Но нет моего брата и Вити, – напомнила я.

– Они партизанят, – ответили мне.

– Где?! – взвыли мы хором с сыном.

Мужики стали переглядываться. Они явно не решались показать мне это укрытие, где они сами, наверное, иногда пережидают бури.

– Мне нужен только мой брат! Передайте ему, пожалуйста, что я волнуюсь. Я не собираюсь ему мылить шею и даже сама, лично, куплю пива. Только пусть домой идет!

– Эх, такую бы жену, как ты, девка! – вздохнул один из алкоголиков. Другой заметил, что я беспокоюсь о брате, а это родная кровь, сестра – не жена.

Я встряла в поток рассуждений, опять попросив проводить меня к укрытию.

Господа алкоголики наконец решились, и мы дружною толпою, возглавляемой моим одноклассником, отправились через дворы к детскому садику, часть которого была сдана в аренду разным фирмам и фирмочкам (салону эротического массажа, гадальному салону, секции айкидо и прочим), которые, в свою очередь, нанимали сторожей, дежуривших ночь через две. Эти сторожа тоже частенько посещали «пьяный» угол, а остальная компания зимой ходила к ним погреться. Более того, все собутыльники знали, что могут пересидеть тяжелые времена (чтобы не быть лупленными скалкой) в полуподвальной комнатке, где проходили какие-то трубы.

Но сторож твердо заявил, что Витя с приятелем, имени которого он не знал (Костя все-таки не был частым гостем на «пьяном» углу, и необходимость пережидать бурю в подвале у него отсутствовала), ушли несколько часов назад.

Я попросила разрешения осмотреть полуподвальную комнату. Нас с сыном пустили, но ни Кости, ни Вити я там в самом деле не обнаружила и, признаться, не поняла, что в этом помещении мог делать мой брат и зачем его сюда вообще понесло. От амазонок скрываться?

Но мы все-таки заходили сюда не зря. Мой ушлый сынок, почему-то решивший заглянуть за все трубы, внезапно извлек из-под одной тетрадный лист в клеточку, изрисованный корявым почерком папуаса, только что научившегося писать.

Листок представлял собой какой-то план.

– Это чего такое? – сгрудилась вокруг Сашки группа товарищей, источая запах перегара, который особо остро чувствовался в замкнутом, давно (а то и никогда) не проветриваемом полуподвальном помещении.

Но никто не мог предложить вразумительного решения, и вообще народ считал, что листок тут мог валяться и неделю, и месяц, и год.

– В марте трубы прорывало, – напомнил сторож. – Значит, с марта, не раньше.

Я же взяла листок из рук сына и принялась его внимательно изучать. Ведь никто из постоянных обитателей «пьяного» угла в любом случае не мог толком сконцентрироваться, сфокусировать взгляд, убрать пелену с глаз и вообще разглядеть написанное: на место встречи с собутыльниками добирались без очков даже те, кто их носил. Видимо, боялись разбить по пути домой.