Гарем для чайников

Следом я повернулся к Саше, которая, заметно побледнев, с тревогой смотрела на меня и сжимала одной рукой Майю, а другой — флешку. Без слов поняв, что нужно, она торопливо протянула ее Марго.

— Да это просто блеф! — отчеканила в громкоговоритель Юля, чтобы слышала вся площадь. — Нет у них никакого оружия! Там одни шлюхи!..

Ее дружинники заметно расслабились, и самодельные плакаты снова взлетели в воздух. Благословение — вот что позволяет ей вести целую толпу за собой. Но оно как дается, так и забирается. И зависит от людей, которые верят тому, что ты говоришь, и готовы идти туда, куда ты покажешь. Я уже видел, как послушно шла за ней паства и как легко натравливалась на всех неугодных — по одному щелчку бараны становились гиенами. Теперь пришло время и этой шлюхе понять, что человеческая ненависть — оружие обоюдоострое и может ударить по тому, кто его поднял.

Пришло время для Разрушителя благословения.

— Юля, — произнес я в громкоговоритель, обращаясь однако не к ней, а к целой площади, — я понимаю, ты хочешь отомстить, но я тебе еще раз повторяю, что бывших порноактрис мы на работу в отель не принимаем. Тем более без справки об отсутствии болезней. У нас приличный отель, и мы заботимся о здоровье своих клиентов. Так что заканчивай этот балаган и найди себе более подходящее местечко! А вы, все, кто ей помогает, посмотрите, почему я прав!..

Я повернулся к Марго, предусмотрительно стоявшей рядом у проектора и ждавшей моей команды — лучше заместителя и не найти. Пожалуй, я был к ней несправедлив.

— Врубай!

Огонек мгновенно загорелся у моих ног и мощно рванул вперед, собираясь устроить масштабный кинопоказ. На улице уже потемнело, что создавало неплохой фон. Широкий яркий луч упал на здание на другой стороне площади. Вскинутые в воздух плакаты растерянно опустились, и все головы озадаченно повернулись туда. Свет щедро разлился по белой стене, которая вполне могла служить огромным экраном. Как там Марго сказала — никто не вмешается? Значит, и показать это мне никто не помешает.

Окна дома напротив растворились за появившейся картинкой.

— Ах!.. Ох!.. Ах!..

Стоны разнеслись на всю площадь, залазя в каждые уши, а в каждых глазах отразилась горячая порнушка. Янтарная прядь прилипла к вспотевшему лбу. Довольно жмурясь, Юля трясла голой грудью, пока ее жарко имели сразу с двух сторон.

— Ах! Еще… Быстрее!.. Жестче!.. — стонала она.

Запись закончилась быстро, но этого оказалось вполне достаточно. Толпу накрыло охрененным недоумением — таким, что его можно было размазать на весь город. В воздухе повисла густейшая тишина, будто вся площадь разом лишилась голоса. Главное, что он был у меня.

— Если вы такие поборники морали, то чего слушаете проститутку? — отчеканил я в громкоговоритель. — Нормально, что вами рулит шлюха, которой все дырки в порнухе пробили?..

Головы стали медленно поворачиваться ко мне. Казалось, я слышал, как дружно скрипели их мозги, пытаясь все это перемолоть.

— Те, кто себя уважает, — я чуть крепче стиснул рукоятку, — думаю, после этого свалят! А остальные могут заходить. Их здесь встретят!..

Несколько секунд никто не двигался с места, а потом толпа резко хлынула в разные стороны, растекаясь по улицам прочь, как грязь, которую смывало ливнем. Они убегали стыдливо и не оглядываясь, отбрасывая плакаты и брезгливо срывая повязки с рукавов — будто вдруг сами перестали понимать, зачем они здесь и что пытаются доказать.

Нервно сжимая громкоговоритель, Юля все еще смотрела на белоснежную стену — наверное, даже в большем ступоре, чем тогда в лагере был от нее я. Вот теперь мы квиты. Да, я ей однажды поверил, а она обманула — но это не я лох, что поверил, а она сука, что обманула. Она жалкая, если не видит, не знает, не понимает, с чем играть можно, а с чем нельзя. В этот миг я почувствовал себя настолько выше ее, что вдруг перестал злиться на эту ничтожную лицемерку. Ей и так уготована убогая жизнь, как бы она ни старалась. Даже если по итогам попадет в рай, там она будет всего лишь обслугой — целую вечность.

Толпа стремительно расходилась, очищая площадь от себя. Словно аккомпанируя, плакаты смачно хрустели под подошвами, стирающими каждое грязное слово на них пыльными отпечатками. Однако не все спешили прочь. Один из шкафообразных дружинников, сердито сорвав ленту с рукава, подлетел к амбалу, который все еще растерянно стоял рядом с Юлей.

— Ты что меня позвал какую-то шлюху защищать? — крикнул первый.

А может, чего и покрепче — точное слово было не разобрать в гуле возмущенных голосов ее бывших сподвижников, понявших наконец, что их поимели.

Амбал огрызнулся в ответ и повернулся к Юле, которая, отмерев, попыталась незаметно улизнуть вместе со всеми, но не успела.

— Что это за херня вообще? — он схватил ее за локоть. — Это ты была?!

Что поделать, самым тупым мало даже увидеть. Громкоговоритель с грохотом выпал из ее рук на площадь. Морщась от мощной пятерни, Юля встревоженно забегала глазами между парнями. Ее свита вдруг стала врагами, позволявшими себе вместо почтенного послушания повышать на нее голос.