Гарем. Реальная жизнь Хюррем

– Боюсь, что нет. Ей нездоровится и не до приема гостей. – Он встал и распахнул дверь на выход. – Синьора Кавальканти проводит вас до порога.

Когда она проходила мимо него, Гонзага опустил ей ладонь на плечо.

– Сделай так, чтобы Аббас это послание получил всенепременно. Иначе я об этом все равно узнаю.

Лючия лишь кивнула, будучи не в силах вернуть себе дар речи. Едва лишь дверь за нею затворилась, девушка схватилась за стол в поисках точки опоры. Голова ее шла кругом от страха. Зачем только она позволила брату подбить себя на это?! Все, чего ей хотелось теперь, – это поскорее передать Людовичи послание синьора Гонзаги и навсегда покончить с этим делом.

Глава 21

Дражайший мой Аббас,

Меня отсылают в монастырь в Брешии до самой свадьбы. Времени в обрез. Верю в тебя. Я все-таки сумею выбраться к тебе, но это будет последняя возможность. Дверь на канал теперь от меня навеки заперта, но я найду какой-нибудь другой путь. Жди меня завтра в полночь на Античном мосту. Готова отправиться с тобою, куда захочешь. Жизнь моя отныне в твоих руках.

И да пролетят поскорее часы, остающиеся до завтрашней полуночи!

Джулия.

Он перечитал письмо еще дважды. Людовичи нетерпеливо наблюдал за другом.

– Что пишет?

Аббас порвал пергамент на куски и поднес обрывки к свече. Вскоре на столе остались лишь перистые черные хлопья.

– Ничего, – сказал он.

– Так-таки ничего?

– Ты хороший друг. Не хочу и дальше подвергать тебя опасности.

Аббаса проводили в отцовский кабинет для совещаний в здании Военного министерства. Махмуд оторвался от разложенных перед ним карт Апеннинского полуострова и прилегающих к нему османских владений.

– Что за срочность такая у тебя, чтобы беспокоить меня здесь?

– Прости, отец. Но мне нужны деньги.

– Тебе жалованья офицера моей армии не хватает?

Аббас сделал глубокий вдох.

– Мне придется уехать.

Махмуд выпрямился и заткнул большие пальцы за широкий серебряный пояс. Он живо напомнил Аббасу огромного бурого медведя, некогда виденного им в лесу под Беллуно. В тот раз зверь вот так же предстал перед ним в полный рост, правда с десятью стрелами в спине. Сюда бы лучников, промелькнуло в голове…

– Куда это?

– В Испанию.

– Зачем тебе в Испанию?

– Я тайно встречаюсь с одной женщиной. Мы с нею планируем покинуть Венецию как можно скорее.

Махмуд покачал головой.

– Ты дурак, – сказал он.

– Я люблю ее.

– Я в твоих чувствах смысла не вижу. Ты же нам обоим, считай, головы на плаху положил.

– Когда все свершится, Гонзаге придется с этим смириться. Год, от силы два, – и я вернусь в Венецию.

Махмуд покачал головой.

– К твоей изобретательности еще бы толику ума. Как ты исхитрялся обманывать Гонзагу так долго, я не знаю, но ты даже не помышляй о том, что он когда-либо простит тебя после того, как узнает, что ты наделал. И мне не простит. Он же вспоен змеиным ядом вместо молока.

– После того, как мы обвенчаемся, что он сможет поделать-то?

– Много чего. Кто-нибудь еще знает об этом?

Аббас покачал головой.

– Хорошо.

Удар был столь неожиданно внезапен, что Аббас на ногах не устоял, а просто вдруг оказался на полу со сводчатым потолком перед глазами. В ушах гудело, во рту был вкус крови.

Махмуд поднял его как перышко одной рукой и припер к стене.

– А теперь слушай меня. Я тебя люблю и не позволю разрушить твою собственную жизнь – и мою заодно – по порыву юношеской похоти. Купи себе любовницу, а Джулию Гонзагу оставь в покое. Понял?

Аббас опустил голову отцу на плечо и дождался прояснения чувств. Тут он почувствовал, что хватка отцовских пальцев ослабла. Как только это случилась, он вырвался и, пошатываясь, ринулся прочь.

– Прощай, отец, – сказал он, вываливаясь за дверь.

Никому из Magnifico по закону не полагалось беседовать с капитаном-генералом армии один на один. Члены Consiglio di Dieci пуще всего опасались, как бы кто-либо из знати не попытался использовать их армию против них же. Поэтому Махмуда повсюду сопровождали два сенатора. Были они при нем и тем ранним утром, когда Махмуд ворвался в частные покои Антонио Гонзаги.

Гонзага восседал в дальнем конце помещения спиной к окну со свинцовыми стеклами. За окном на фоне сиреневого неба чернели купола Сан-Марко.

– Мое глубочайшее почтение, преподобный синьор, – пробормотал Махмуд и склонился в поцелуе к рукаву мантии Гонзаги.

– Мне сказали, ты хочешь видеть меня по делу неотложной срочности, – сказал Гонзага, переглянувшись с двумя сенаторами. – И дело это частное, а не государственной важности, если я правильно понял?

Махмуд замялся от смущения. Лучше бы это было обсудить наедине с Гонзагой, но закон не позволял.

– Дело в наивысшей мере деликатное, синьор…