Гарем шоколадного зайки

К примеру, в квартире было жарко и душно, возможно, поэтому дети и беспокоились. И каша на плите давно подгорела, и запах по квартире распространился чудовищный. Если Лена пыталась запихнуть в своего малыша именно эту еду, то неудивительно, что он яростно противился маме. Да и те двое мальчишек, что были постарше, явно нуждались в отцовской порке, потому что ругались друг на друга такими словами, какие маленькие мальчики вообще знать не должны.

А что касается Анютки… Про нее разговор был вообще отдельный. Не успела Леся оглянуться, как девочка стянула у нее из сумки косметичку и довольно умело нанесла на себя боевой раскрас.

– Ну как, мама, я красивая? Мальчики будут меня любить?

Лена ойкнула и, сунув малыша Лесе, повела дочку умываться. Оказавшись на руках у чужой тети, малыш немедленно разорался, судорожно трясясь всем тельцем, так что пухленький животик у него задрожал, словно желе.

– Что вы с ним сделали? – развопилась мамаша, мигом примчавшись из ванной, где бросила Анечку одну.

Не стоило бы ей оставлять девочку, которая сама не своя до косметики, наедине с жидким мылом, гелем и прочими соблазнительными штуками, хранящимися в ванной комнате. Ведь их так приятно на себя намазать.

– Ничего я с вашим ребенком не делала, – растерялась Леся, возвращая малыша маме.

Тот не спешил заткнуться, сердито косясь на чужую тетю, посмевшую до него дотронуться. Женщина принялась укачивать малыша, который, к удивлению Леси, вскоре заснул. Кокошкина отнесла его в кроватку, шуганула мальчишек с кухни и, включив им компьютер, добилась тишины. Потом налила Анечке ванну, потому что иначе отмыть девочку уже не получалось, и, присев рядом с Лесей, неожиданно разрыдалась.

– Господи, наверное, я худшая мать на свете!

– Не говорите так! – испугалась Леся. – Вы – замечательная мать. А ваши дети…

Леся замялась, не зная, как бы поделикатнее охарактеризовать этих взбесившихся мартышек, которые по недоразумению достались Кокошкиной в роддоме вместо детей.

– Они… Они…

– Они самые мои любимые! – с жаром воскликнула Кокошкина, не дав Лесе договорить. – Самые лучшие! И пусть отсохнет язык у всех тех, кто говорит иначе!

– О ком это вы?

– Да есть такие…

– Соседи?

Будь Леся соседкой этой семейки, она бы уже давно повесилась или перебралась в местечко потише.

– Нет, соседи у меня как раз с пониманием относятся. Ну, шумно бывает у нас иной раз, так ведь это же дети. Нормально, когда они шумят. Наоборот, должно быть подозрительно, если в семье дети и голоса не подают. Это моя подруга… подруженька… стерва! Заявилась, незваная-нежданная, хвостом тут вильнула, все вокруг раскритиковала, разве же это подруга?

– Подруга?

Неужели Кокошкина говорит про Марго? Если так, то стоит ее внимательно послушать.

– Заявилась несколько дней назад, – начала рассказывать Кокошкина, которой явно необходимо было выговорить то, что у нее накипело на душе. – То целых десять лет о ней ни слуху ни духу, а тут вдруг появилась. Да без всякого предупреждения свалилась, словно снег на голову.

Лена была совершенно не готова к визиту своей старой школьной подруги. Честно говоря, она про нее уже стала вовсе забывать, столько лет прошло, они не виделись с рождения у Лены ее старшенького. За эти десять лет у Лены родились еще трое детишек. Дети подрастали, с ними было много хлопот и каждодневных дел, вроде бы мелких и незначительных, но съедающих все свободное время и все силы матери.

На общение с приятельницами у многодетной Кокошкиной, которая и сама не поняла, как же стала мамашей, ресурса не оставалось. Поэтому она была очень удивлена, когда на ее пороге возникла Маргарита, за пролетевшие десять лет ничуть не постаревшая, а, напротив, вроде бы даже помолодевшая.

Про саму себя Лена того же сказать не могла. Напротив, она хорошо знала, что сильно изменилась за это время, и, увы, не в лучшую сторону. Многократное материнство, несмотря на принимаемые витамины, высосало из молодой женщины больше питательных соков, чем она могла дать. От постоянного недосыпа Лену шатало. Волосы стали редкими и безжизненными. Зубы крошились.

Одним словом, иной раз она кляла и саму себя, и своих чадолюбивых родителей, которые заставили ее родить четверых, а помогать не могли, и мужа, слушавшегося их, и мечтала, чтобы у нее был один, в крайнем случае два ребенка. Ну или если уж четверо, то чтобы кто-нибудь ей помогал.

Завести себе няню и помощницу по хозяйству было заветной мечтой Лены. Тогда она бы сбагрила на эту святую женщину младших, старших отправила бы до конца лета в лагерь на море, а сама наконец смогла лечь и выспаться. Потом бы она привела себя в порядок, сходила в парикмахерскую, сделала бы себе маникюр.

Но на все это требовались деньги, а их, увы, катастрофически не хватало.