Гарибальди

Однако уже тогда «революционный» генерал прятал под бархатистой лапой когти узурпатора и поработителя. Для «либерализма» Наполеона того времени характерны два пункта его мирного договора с пьемонтским королем Виктором Амедеем. Один из них провозглашал «полную амнистию политических заключенных», а второй обязывал того же сардинского короля выдавать полиции Наполеона всех преследуемых ею лиц, если они укроются в сардинских владениях. Свобода в глазах будущего императора была понятием весьма условным. И он сам нисколько не скрывал этого, хотя внешне всячески старался поддерживать в народе репутацию «освободителя». «Вы мало знаете этот народишко, — писал он из Италии Талейрану. — Из ваших писем я вижу, что вы продолжаете по-прежнему придерживаться ложных суждений. Вы думаете, что свобода в состоянии сделать что-нибудь порядочное из этих обабившихся, суеверных, трусливых и гнусных людей. Не могу же я основываться на «любви народов к свободе и равенству»: все эти фразы хороши только в прокламациях и речах, то есть в баснях».

Наполеоновские реформы в Италии не разрешили назревших экономических вопросов. Страна продолжала оставаться расчлененной на ряд самостоятельных государств; огромные военные контрибуции, достигавшие десятков миллионов франков, платили эти государства Наполеону; привилегии для французского сбыта подрывали основы итальянской торговли; крестьянские массы фактически не получили земли, которая после секуляризации церковных угодий распродавалась тем же дворянам, буржуазии и зажиточной деревенской верхушке. Конституции учрежденных Наполеоном республик являлись только клочками бумаги; фактически эти республики уже тогда постепенно превращались во французские провинции. Подлинную внутреннюю сущность наполеоновских войн прекрасно характеризует Энгельс (он говорит о наполеоновском походе в Испанию, но эти же слова могут быть полностью отнесены к Италии): «За иностранной армией — Наполеон, мнимый представитель буржуазной революции, в действительности же деспот внутри своей страны, завоеватель по отношению к соседним народам»[3].

Таким образом, реформы, проведенные в итальянских государствах в период первого наполеоновского похода, являлись заслугой не лично Наполеона, а Французской буржуазной революции, поставившей уничтожение феодализма в порядок дня европейской истории.

В эти медовые месяцы своего «раскрепощения» итальянская буржуазия ликовала, опьяняясь республиканской фразеологией генерала Бонапарта. Итальянские либералы не подозревали, что надменный покоритель Италии уже тогда видел в своем воображении грядущую мировую наполеоновскую империю и «железную корону Ломбардии».

К весне 1799 года весь Апеннинский полуостров находился во власти Наполеона. Поборникам феодального строя пришлось бежать из своих королевств и отсиживаться на островах: преемник Виктора Амедея — Карл Эммануил IV укрылся в Сардинии, кровавая Мария Каролина с мужем Фердинандом — в Сицилии. Поощряемая англичанами, воинственная королева непрерывно взывала к помощи великих держав. На помощь итальянским монархистам явилась русская армия Суворова; она разбила французов и вступила в Милан и Турин. Французские войска были отвлечены борьбой с Суворовым; этим воспользовалась феодально-поповская реакция, которая на юге нашла себе верного слугу в лице кардинала Фабрицио Руффо. Руффо организовал огромные банды так называемых «лаццарони» — деклассированного босячества. Эту армию аристократы и попы окрестили «армией веры» и двинули на Неаполь. Город был взят штурмом. Началась зверская расправа с республиканцами, кровь лилась рекой. Фердинанд вернулся в Неаполь и полностью восстановил старые феодальные учреждения. Виселицы и плахи красовались на каждом перекрестке столицы Неаполитанского королевства.

Не лучше было положение на севере Италии. Казалось, кровавый мрак реставрации окончательно сгустился над несчастной страной, как вдруг Бонапарт снова обрушился на Италию. Ничто не могло устоять перед его ураганным натиском. 14 июня 1800 года Наполеон разгромил австрийскую армию под Маренго. В руках Бонапарта — теперь уже «первого консула Франции» — снова очутился весь север полуострова.

Бонапарт опять стал хозяйничать в Италии. Теперь обнаружилось воочию, насколько наивны были надежды итальянской буржуазии на его «революционность». Правда, Наполеон и на этот раз счел еще нужным восстановить Цизальпинскую и Лигурийскую республики, но президентом первой из них он заставил провозгласить… себя. Характерно, что вице-президентом той же республики был «избран» представитель крупной ломбардской земельной аристократии граф Мельци. Наполеон согласился также на сохранение в Тоскане и Неаполитанском королевстве монархического строя. Он присоединил Пьемонт, Парму и Пьяченцу к Франции, в дополнение к Савойе и Ницце, захваченным еще в первый поход. На всей территории Италии, отторгнутой и контролируемой Наполеоном, воцарился режим военной диктатуры. Несколько заговоров, организованных отрезвившимися итальянскими либералами, были жестоко подавлены.