Однако же порой их чувства прорывались наружу в таких диковинных поступках, что легко догадаться, какая вулканическая лава бушевала глубоко внутри. Одну такую историю я тут же изложу. Это было в годы, когда только-только появились телевизоры, и к каждому счастливому владельцу время от времени деликатно напрашивались в гости соседи, чтобы часок на это чудо посмотреть. А в одной такой соседской семье в неком московском доме проживала ветхая старушка бабушка, уже много лет из квартиры не выходившая по общей дряхлости организма. Попросила старушка своих домашних, чтобы и ее взяли посмотреть телевизор. Однажды ее взяли, вскоре попросилась она опять — и не на что попало, а когда еще раз покажут кинофильм «Ленин в Октябре». Его тогда крутили часто, так что вскоре старушку снова привели, а с той поры водили каждый раз на этот фильм и собирались все вокруг уже не ради телевизора. Старушка неподвижно и расслабленно сидела в кресле до начала эпизода, когда революционные матросы собираются под аркой Генерального штаба, чтобы по сигналу кинуться на штурм Зимнего дворца. Они кидались, и в ту же самую секунду ветхая, едва ходившая старушка, словно молодая тигрица на охоте, вскакивала тоже, выключала телевизор и, с энергичным наслаждением воскликнув: «Не добежали, голубчики!» — вновь превращалась в дряхлую бабушку.
Конечно, и в устройстве творческого зрения была еще одна причина птичьей легкости существования женщины, которую я очень полюбил. Ибо видела вокруг себя Людмила Наумовна только смешное и забавное. В пятидесятые годы побыла она немного народным заседателем в суде. Это пробовала советская власть приспособить творческих людей к юриспруденции. В бытовых несложных разбирательствах поучаствовала тогда и Людмила Наумовна. Ни одной печальной тягостной истории память ее просто не сохранила. Словно не в суде она была, а в оперетте.
Вот разводилась молодая пара, а еще присутствовал сосед — важный свидетель необходимости развода: он лично видел на лестнице возле квартиры, как этот парень избивал свою жену. Тогда спросил его народный заседатель: почему же он не вмешался, видя, как мужчина избивает женщину? Чуть задумался свидетель и недоуменно пояснил:
— А я подумал: глупо это — двое на одну.
Еще любил я слушать заново ее историю, как разводился пожилой полковник. Он суду объяснил так:
— Смотрите сами, с этой женщиной я познакомился, когда был лейтенантом, а она — подавальщицей в офицерской столовой. Я с той поры немало изменился, я другой теперь, а она осталась как была, и я с ней больше жить не хочу.
И суд развел их, и сидела, плача, пожилая оставленная женщина, и подошел к ней народный заседатель, вальяжный и культурность источающий мужчина из торговли, и с укоризною сказал:
— А что же вы? Ведь надо было рость!
В те годы и поэт Светлов был народным заседателем, одну историю про его сонное сидение на уголке судейского стола я слышал тоже от Людмилы Наумовны.
Шло дело об изнасиловании во врачебном кабинете. Было что-то темное во всем происшествии: врач будто бы для овладения пациенткой использовал какие-то наркотики.
— Вот под наркозом он меня и снасильничал, — бойко и громко пояснила разбитная бабешка, — я не почувствовала, потому и не кричала.
Заседатель Светлов поднял голову с ладоней (он дремал, о стол облокотившись) и спросил:
— Скажите, пострадавшая, вас насиловали под общим или под местным наркозом?
Заседание прервалось, и уже в тот день возобновиться не смогло, даже судья не в силах был вернуть своему лицу пристойное выражение.
И обожала, разумеется, Людмила Наумовна Одессу, часто летом ездила туда и множество отменных баек привозила. Мир в этих байках был наполнен грустными и добрыми людьми, отважно и беззаботно празднующими свое прозябание. «Шляпы идут всем и при всех обстоятельствах», — прочла она на вывеске зачуханной окраинной лавчонки.
Точней — как будто бы прочла. Уже давно я знал, что Людмила Наумовна поступает с реальностью, как хороший композитор с народной музыкой: она ее умело и любовно аранжирует. И возникает новый мир — веселый, красочный, великодушный и беспечный. Вот в трамвае едет молодой человек и уже трижды не внял призыву взять билет. Подошла к нему кондукторша поближе.
— Сегодня еду без билета, — объяснил ей пассажир. — Сегодня ровно тридцать один год мне исполнился.
— И молодец, — одобрила кондукторша, ничуть не разозлившись. — Нашел-таки ты место праздновать день рождения.
Именно в Одессе отыскалась (кажется мне так) та старая еврейка, которая постепенно стала героиней множества микроскопических рассказов. Как-то в одно лето поселилась Людмила Наумовна в квартире, порекомендованной ей актрисой Раневской. Там была как раз такая хозяйка, обожавшая свою недавнюю постоялицу и с гордостью хвалившаяся новой жилице:
— Когда Фаина Раневская шла по улице, весь город делал ей апофеоз!
Тогда-то и возникла в Москве некая мифическая соседка, чьи разговоры с престарелыми подругами вдруг подозрительно часто случалось Людмиле Наумовне услышать. Это были высокие и поучительные разговоры.