Гарики из Иерусалима. Книга странствий

А в Вашингтоне, заполняя во въездной анкете графу «религия», советский многоопытный клиент такую сделал запись: «Атеист с уклоном в иудаизм».

Там же в Америке один крупный некогда армейский политработник так рассказывал о своей пожизненной причастности к еврейству:

— Мы каждый день по вечерам читали Тору, а ближе к ночи каждый день моя жена пекла мацу.

О нашей, кстати, здешней израильской обездоленности в смысле запрещаемой еды — кошмарные в Америке гуляют слухи. Как-то в Чикаго на домашнем концерте молодая женщина меня спросила с явным вызовом:

— А если я хочу свинины? Что, я прямо так могу ее купить и съесть?

— Нет, — ответил я смиренно, — лучше ее все-таки сперва поджарить.

Смех раздался, но какой-то недоверчивый.

Много из того, что люди говорят и пишут, я на выступлениях использую, прокладывая этими байками стишки. Так мне пожилой один профессор рассказал: к ним в клинику в Москве однажды привезли больного с таким первичным диагнозом: «Ушиб мошонки о Каширское шоссе».

А на израильское наше радио как-то пришло письмо. Почтовый адрес радио такой: улица Леонардо да Винчи, два. А на конверте (и письмо дошло!) было написано: Микеланджело, три. И смех, который в зале поднимается, — высокая хвала неиссякаемой нашей способности смеяться, если кто-то поскользнулся. А когда такого номера не показали, возникает чувство грустное — как у одного из слушателей Зиновия Ефимовича Гердта, как-то написавшего ему в записке: «Не получил никакого удовольствия, кроме эстетического».

Чтоб не забыть. По Питеру среди старушек-богомолок уже года три-четыре шелушится некий слух (миф, ежели хотите) о невиданном явлении в Летнем саду. А на самом деле этот слух содержит нечто, бывшее на самом деле (что для слуха, как известно, редкость). У нас в Израиле в городе Назарете живет семья бывших питерцев, где мальчик лет пяти (теперь уже побольше) сохранил — хвала родителям! — свой русский язык, для пущего развития которого (и чтобы повидаться с бабушкой и дедом) был как-то на лето отправлен в город своего рождения. Гулять его пустили по Летнему саду, где увидел он, как на скамье сидит и плачет ветхая старушка. Мальчик по общительности нрава подошел к ней и спросил, о чем она так плачет. И старушка объяснила, что болеет, маленькая пенсия, и ту задерживают, и вообще на старости лет жить очень тяжко.

— Не плачь, бабушка, — сказал ей сердобольный мальчик, — ты еще поправишься, и пенсию пришлют, все будет хорошо.

— Спасибо тебе, милый, — растроганно произнесла старушка. — Сам-то ты откуда будешь, такой добрый и красивый?

Мальчик, надо сказать, был и вправду очень симпатичным образцом юного иудея: длинные золотистые локоны, голубые ясные глаза — не зря в наших краях когда-то долго жили северные рыцари-крестоносцы. И на вопрос, откуда он, мальчик ответил честно и прямо:

— Я из Назарета.

И старая старушка упала в обморок. Когда она очнулась, золотоволосого мальчика уже, естественно, не было. Так и возник этот правдивый миф.

Я лично, на источники какого-нибудь мифа натыкаясь, более испытываю грусть, чем радость, потому что горестная мысль — «ах, люди, люди» — делается от таких находок еще более пронзительной. Мне как-то в Киеве показали деревянное пасхальное яйцо, расписанное искусно и в весьма личностной манере. Объяснив, что стоит оно дорого, ибо так разрисовывает яйца некий старик-отшельник. Он ни с кем из православного мира не общается, живет укрыто, и никто, кроме привозчиков его искусства, никогда его не видел лично ни в России, ни на Украине. Это оказалось правдой, только чуть иного освещения. И год спустя в Нью-Йорке показали мне дом, где на шестом этаже одиноко проживает старый еврей, когда-то даже член Союза художников, который виртуозно и со страшной скоростью рисует эти яйца, за бесценок отдавая их лихим поставщикам, возящим их за океан совместно с мифом.

Когда разнесся всюду слух, что не сегодня завтра будут детей выращивать в пробирках, то посыпались во все журналы письма-просьбы от обездоленных природой женщин. И вроде бы грех смеяться над бедой, но одно из таких писем я давно уже храню и в памяти, и в блокноте: «Если есть искусственные зародыши хорошего качества и проросшие, то нельзя ли их завезти в аптеки города Пензы?» Вообще в те стародавние уже года дивные письма приходили в журнал «Здоровье» — это, кстати, был один из невиннейших видов самиздата, и клочки из этих писем становились иногда летучими фразами нашего общения. Я до сих пор один такой обрывок с радостью при случае произношу: «Я себя чувствую, но плохо».

А вот, к примеру, проза, вполне достойная Зощенко: «Я страдаю половой слабостью по месту жительства».