Гарики из Иерусалима. Книга странствий

Сейчас, когда постигла душу зрелость,
нам видится яснее из тумана
упругость, и пластичность, и умелость
целебного самих себя обмана.

* * *

Часами я валяюсь, как тюлень,
и делать неохота ничего;
в доставшихся мне генах спала лень
задолго до зачатья моего.

* * *

Цветение, зенит, апофеоз —
обычно забывают про истоки,
в которых непременно был навоз,
отдавший им живительные соки.

* * *

Товарищ, верь: взойдет она,
и будет свет в небесной выси;
какое счастье, что луна
от человеков не зависит!

* * *

О, как смущен бывает разум
лихим соблазном расквитаться
со всеми трудностями сразу,
уйдя без писем и квитанций.

* * *

В сумерках закатного сознания
гаснет испаряющийся день,
бережно хранят воспоминания
эхо, отражение и тень.

* * *

Жил на ветру или теплично,
жил как бурьян или полезно —
к земным заслугам безразлична
всеуравнительная бездна.

* * *

С азартом жить на свете так опасно,
любые так рискованны пути,
что понял я однажды очень ясно:
живым из этой жизни — не уйти.

* * *

Когда последняя усталость
мой день разрежет поперек,
я ощутить успею жалость
ко всем, кто зря себя берег.

* * *

Сегодня настроение осеннее,
как будто истощился дух мой весь,
но если после смерти воскресение
не сказка, то хочу очнуться здесь.

* * *

В этой жизни, шальной и летящей,
мало пил я с друзьями в пивных,
но надеюсь, что видеться чаще
нам достанется в жизнях иных.

* * *

Решит, конечно, высшая инстанция
куда я после смерти попаду,
но книги — безусловная квитанция
на личную в аду сковороду.

* * *

А жаль, что на моей печальной тризне,
припомнив легкомыслие мое,
все станут говорить об оптимизме
и молча буду слушать я вранье.

* * *

Струны натянувши на гитары,
чувствуя горенье и напор,
обо мне напишут мемуары
те, кого не видел я в упор.

* * *

От воздуха помолодев,
как ожидала и хотела,
душа взлетает, похудев
на вес оставленного тела.

* * *

Нам после смерти было б весело
поговорить о днях текущих,
но будем только мхом и плесенью,
всего скорей, мы в райских кущах.

Улучшить человека невозможно, и мы великолепны безнадежно

Угрюмый опыт долгих лет
врастанья в темноту —
моей души спинной хребет,
горбатый на свету.

* * *

Я живу, никого не виня,
не взывая к судам и расплатам,
много судей везде без меня,
и достойнее быть адвокатом.

* * *

Есть сутки — не выдумать гаже,
дурней, непробудней, темней,
а жизнь продолжается — даже
сквозь наши рыданья над ней.

* * *

Вампиров, упырей и вурдалаков
я вижу часто в комнате жилой,
и вкус у них повсюду одинаков:
душевное тепло и дух живой.

* * *

Всегда приходят в мир учителя,
несущие неслышный звон оков,
и тьмой от них питается земля,
и зло течет из их учеников.

* * *