Гарики на все времена (Том 1)

917

Устои покоя непрочны

на русской болотистой топи,
где грезы о крови и почве
зудят в неприкаянной жопе.

918

Народный разум — это дева,

когда созрела для объятья;
одной рукой стыдит без гнева,
другой — расстегивает платье.

919

Ты вождей наших, Боже, прости,

их легко, хлопотливых, понять:
им охота Россию спасти,
но притом ничего не менять.

920

Какое нелепое счастье — родиться

в безумной, позорной, любимой стране,
где мы обретаем привычку гордиться,
что можно с достоинством выжить в гавне.

921

Пускай хоть липовый и квелый,

но пламень лучше темноты,
и наш король не ходит голый,
а в ярких шортах из туфты.

922

Доблестно и отважно

зла сокрушая рать,
рыцарю очень важно
шпоры не обосрать.

923

Когда приходит время басен

про волю, право и закон,
мы забываем, как опасен
околевающий дракон.

924

Все стало смутно и неясно

в тумане близящихся дней;
когда в России безопасно,
мне страшно делается в ней

925

Пейзаж России хорошеет,

но нас не слышно в том саду;
привычка жить с петлей на шее
мешает жить с огнем в заду.

926

Бенгальским воспаляется огнем

и души растревоживает сладко
застенчивый общественный подъем
в империях периода упадка.

927

В галдящей толпе разношерстного сброда

я с краю безмолвно стою;
всего лишь на жизнь опоздала свобода —
как раз целиком на мою.

928

Я пью, но не верю сиропу:

в одну из удобных минут —
за душу, за горло, за жопу
опять нас однажды возьмут.

929

То ли правда Россия весну

заслужила на стыке веков,
то ли просто судьба на блесну
ловит мудрых седых мудаков.

930

В пучине наших бедствий

спят корни всей кручины:
мы лечимся от следствий,
а нас ебут причины.

931

Россия взором старческим и склочным

следит сейчас в застенчивом испуге,
как высохшее делается сочным,
а вялое становится упругим.
Я блеклыми глазами старожила
любуюсь на прелестную погоду;
Россия столько рабства пережила,
что вытерпит и краткую свободу.

932

Вранье — что, покинув тюрьму,

вкусить мы блаженство должны;
мы здесь не нужны никому,
а там никому не нужны.

933

Бросая свой дом, как пожарище, —

куда вы, евреи, куда?
Заходят в контору товарищи,
выходят — уже господа.

934

Уезжать мне отсюда грешно,

здесь мой дом и моя работа,
только глупо и не смешно
проживать внутри анекдота.

935

Я мечтал ли, убогий фантаст,

неспособный к лихим переменам,
что однажды отвагу придаст
мне Россия под жопу коленом?

936

Я вырос, научился говорить,

стал каплями российского фольклора
и, чтобы не пришли благодарить,
бегу, не дожидаясь прокурора.

937

Давай, дружок, неспешно поболтаем

о смысле наших странствий и потерь;
мы скоро безнадежно улетаем,
а там не поболтаем, как теперь.