Гармония

Вальтер проследил за началом транспортировки, потом вернулся в свою почти опустевшую палату, где Гармония ходила взад и вперед между спокойно спавшим двенадцатым и мятущимся одиннадцатым – еще одним младенцем, с которого ей нельзя было спускать глаз. Он подумал, что скоро рассветет, и вспомнил, что им на теперь уже ненужную подмогу подойдет передвижная медицинская группа один-тридцать шесть и что с появлением солнца у него есть все шансы встретить своих друзей Ришара и Тампля, с которыми с самой зимы его пути ни разу не пересекались, двух верных спутников, вместе с которыми он долго переносил тяготы войны то в госпитале, то в мобильной медицинской части, то на корабле, то в санитарном самолете. Они втроем составляли команду, и самым страшным, самым смешным для них было воспоминание об одном рейсе в самолете, который должен был закончиться прыжком с парашютом. Им на всю жизнь запомнились и их смертельная тоска непосвященных, когда они в полном снаряжении ожидали фатальную минуту прыжка в пустоту, и испытанное ими чувство облегчения, когда в соответствии с новым приказом самолет нашел подходящий свободный участок земли и спокойно сел на него. Им пришлось тогда приступить к операциям в состоянии эйфории и с добрым пол-литром виски в желудке на брата. Как ни странно, Вальтер вовсе не был рад предполагаемому визиту друзей. Уже несколько месяцев он пребывал как бы замурованным в своей повседневной работе, а также в мыслях о том, что какая-то неведомая болезнь поедает у него кровь. Смерть других людей, стольких других людей, прошедших через его руки, в какой-то степени заразила и его. Он уже не был тем молодым человеком, с каким никак не могут произойти те ужасные вещи, от которых погибают другие. Просто-напросто он в тридцать лет стал вдруг смертным. И с этого момента у него пропало желание разговаривать, особенно говорить о себе. Ему казалось, что об этом предмете больше нечего сказать. Так что он жил теперь только сегодняшним днем, по привычке и по инерции. Все новое вызывало у него беспокойство. Гармония зашла к нему в кабинет. Он убрал ширму, закрывавшую от него часть палаты. Так что теперь в ожидании возвращения, возможно, сопряженного с трудностями, первого остальные два оставшихся пациента будут находиться в поле его зрения, равно как и они оба будут постоянно видеть его, что придаст им уверенности. Гармония села на один из ящиков, положив ногу на ногу, и впервые за все время налила себе кофе. Вальтер, похоже, был не в настроении. Первые произнесенные им слова оказались напоминанием об ее обязанностях.

– Ты должна поить двенадцатого, поить очень часто, даже будить его, если понадобится. Кстати, из-за вливания физиологического раствора больным в реанимационной обычно дают слишком мало воды. А большинству из них нужна жидкость. Много жидкости. Это разрешается, за исключением тех, у кого ранение брюшной полости.

– Именно это я и делаю.

– Верно. Но иногда мы об этом забываем, оттого что оказывается слишком много других дел.

Вдруг ему страшно захотелось воды. Приподняв откидной полог Палатки, он выплеснул наружу свой кофе, налил большой стакан минеральной негазированной воды местного производства и стал с интересом и в то же время рассеянно рассматривать этикетку на бутылке. Потом его взгляд вернулся к скрещенным тонким и таким безупречно красивым ногам Гармонии.

– Странное у тебя имя – Гармония, – сказал он неожиданно. – Откуда оно у тебя?

– Мой отец долго жил на Мартинике. Там такие имена в ходу. И он решил, что оно мне подойдет.

– Он был прав.

Она рассмеялась:

– Возможно. Только в то время он не мог знать, подойдет оно мне или нет. Пришлось стараться.

Она немного помолчала, потом наклонилась к Вальтеру:

– Если бы ты только знал, как я устала: у меня такое ощущение, что я сплю и вижу все во сне.

– Я думаю, все мы находимся в таком состоянии. Вот только жаль, что сон у нас дурной, но при этом почему-то даже не хочется просыпаться.

– Не такой уж он дурной, этот сон, – возразила она. – Он завораживает. И позволяет надеяться на что-то другое.

– Ты хочешь сказать, что возникает ощущение, что хорошее находится рядом с плохим.

– Совершенно верно.

– И если это действительно так, то он не просто хороший, а чудесный.

– Именно.

Встав с кресла, он взял Гармонию за руки и слегка встряхнул ее.

– Ну тогда ты действительно все видишь во сне. Это от нервов, – сказал он немного назидательно, – от нервов и ни от чего другого. Скажем, нервы у нас напряжены до предела. А потому давай освежи полость рта одиннадцатому и напои двенадцатого.

Она встала, пошла приготовила на одном из столов-корзин в центральном проходе стакан, воду, трубку для всасывания воды, второй стакан, кусок ваты на пинцете и еще два тампона ваты.

Она вернулась к своей работе.

"Почему я так грубо веду себя с ней? – размышлял Вальтер. – Потому что я хочу ее и потому что она, с ее обнаженными нервами, тоже жаждет наслаждения не меньше, чем раненый, который мучается от жажды, глядя на стакан воды. Один неосторожный жест, и мы назовем это любовью".