Гармонист

Воскресник был веселым праздником, хотя все тело ныло от усталости. И Никон, вернувшись домой и засыпая, долго вспоминал и свою работу на поле, и то, как они с Баевым дружно и хорошо играли, и пляски под их музыку.

Проснулся он внезапно и испуганно оглянулся. В бараке почти никого не было.

«Опоздал!» — рванулся Никон с койки и стал торопливо одеваться, но взглянув на висевшие на стене ходики, он установил, что, если он побежит в шахту сразу, без завтрака, то как раз поспеет к началу работы. Наскоро одевшись, Никон освежил лицо холодной водой, пригладил как попало волосы и выбежал из барака. В дверях он на мгновенье задержался. Направо виднелась столовая, туда ходу было две минуты. Вот сбегать бы, закусить, ведь есть хочется очень. Но времени не оставалось. Если позавтракать, то непременно опоздаешь. Никон колебался. Он уже шагнул вправо, но остановился. Если опоздаешь, то как же тогда со званием ударника? Опаздывать нельзя. Никак нельзя.

Сплюнув набежавшую обильную слюну, Никон повернул налево и побежал к шахте.

Он успел догнать свою смену в штреке, недалеко от поворота в забой. Его возбужденный вид рассмешил товарищей.

— Проспал?

— Было дело! — еле переводя дух, признался Никон. — Сморило меня вчера...

Баев пригляделся к Никону и скрыл веселую усмешку:

— Опасался прогулять?

— Опасался, — смущенно признался Никон, принимаясь за работу.

Трудно было Никону дотянуть до обеда. В животе урчало, было голодно, накатывалась слабость. Временами Никон приостанавливался и опускал лопату. Тянуло передохнуть, присесть около вагонетки. Тянуло шмыгнуть из забоя и убежать, чтобы где-нибудь перезакусить и утолить отчаянный голод. Было нестерпимо оставаться на работе, работать. И Никон вот-вот готов был поддаться слабости, но что-то удерживало его, что-то заставляло превозмогать ее и, сцепив зубы, браться снова за лопату.

Когда пришел обеденный перерыв, Никон побежал вперед всех по штреку. Он бежал, спотыкаясь и едва-едва не падая. Он обгонял шедших неторопливо и вразвалку шахтеров и те оглядывались на него и посмеивались. В столовую он прибежал один из первых. Он стал жадно и поспешно есть и молчал до тех пор, пока не утолил голода. Отвалившись от стола, он шумно отдулся и облегченно вздохнул. Наблюдавший за ним с усмешкой и веселыми искорками в глазах, его товарищ по бригаде, громко расхохотался:

— С чего это ты, Старухин, словно неделю не ел? Я думал, ты подавишься, ловко ты глотал!..

Никон смущенно промолчал и тихо вышел из столовой.

После обеда он проработал в забое по-обычному. По-обычному, не спеша оставил он работу в урочное время. И только вечером был у него необычный разговор с Баевым.

Шахтер снова, как уже было это, пришел к нему и позвал к себе. А по дороге с неизменной своей улыбкой сказал:

— Это ты правильно сегодня, Никон, поднажал на себя и не сорвался. Глядели мы на тебя, видели... Ребята хвалили.

— Жалко мне было опоздать... — вспыхнул Никон. — Вот я и побежал на работу не евши.

— И карежило тебя? Гудело в брюхе? — засмеялся Баев.

Никон подхватил его смех, расцвел:

— Не скажи! Еле-еле до перерыва дотянул.

Баев замолчал. Никон удивленно взглянул на него. Никону показалось, что товарищ чем-то недоволен.

Но задумчивость Баева длилась недолго.

— Ребята, Никон, вот что надумали, — прервал он свое молчание. — Решили перетащить тебя в наш барак. Понимаешь ты это?

— К вам? — вскинулся Никон, и вспомнил чистые столики, уют и опрятность в этом бараке, вспомнил, как ему стало завидно, что люди так хорошо живут. — А это разве можно?

— Можно, у нас есть свободные места. Да и удобнее, чтоб вся бригада в одной куче жила. А то ты вот на отшибе... Ребята желают, чтоб ты вместе со всеми был.

— Желают?.. — переспросил Никон и запылал радостной улыбкой. — Видал ты!

— Они считают, что ты теперь на все на сто хороший шахтер... Ну да и то еще понимают, что мы с тобой вдвоем такую музыку разведем, что ни один барак не устоит против нашего!

— Конечно!

Они пришли в барак. Баев вытолкнул Никона вперед и громко спросил:

— Ребята, товарищи! Принимаем мы его к себе на квартиру, или нет?

— Принимаем! — дружно ответили шахтеры. — Перетаскивай, Старухин, свои монатки!.. Поселяйся!

У Никона дрогнули губы. Он оглядел веселых и радушных шахтеров, потупил глаза и тихо сказал:

— Вот спасибо!

И чей-то голос весело, но предостерегающе напомнил:

— Только не подгадь!.. Не порти нашей компании!..

45