— Мне кажется, государь. — Старик сокрушённо опустил голову.
Король, покусывая нижнюю губу, внимательно рассматривал его.
— Откуда мне знакомо твоё лицо? — внезапно спросил он.
— Я служил твоему батюшке, славному графу Годвину, — ответил сакс.
— Ага, припоминаю. Ты был Одним из его хускерлов?
— Точно так, мой король.
— И твоё имя... Сорульф?
— Да, мой король, — растроганно произнёс старик.
— Эх, Сорульф, Сорульф, — покачал головой Гарольд. — Как же ты мог предать своего господина, основываясь на одних лишь подозрениях? Это не делает тебе чести!
Оруженосец опешил. Его изрезанное морщинами лицо побледнело, а глубокий шрам, пересекавший лоб и щёку, налился тёмной кровью.
— Я свободный сакс, а не раб графа Тостига! — гордо воскликнул он. — У меня два истинных господина: Бог на небе и король на земле. И им я никогда не изменю!
— Так, так, — сухо произнёс Гарольд. — Спасибо тебе, Сорульф. А теперь ступай. Возвращайся к графу и передай ему мои слова. И держи язык за зубами.
— Мой король! — вскричал оруженосец. — Позволь мне остаться. Я буду служить тебе, как верный пёс.
— Нет, любезнейший. Не позволю, — сурово ответил Гарольд.
— Тогда вели казнить меня. Но я не вернусь к изменнику!
— Не смей называть его изменником! Его вина не доказана! — осадил старика король. — Поступай, как знаешь. Рагнар, проводи.
— Мой повелитель! — воззвал к Гарольду Рагнар. — Я никогда и ни о чём не просил тебя, а теперь прошу. Прости старого Сорульфа и оставь у нас. Много лет он преданно служил твоему роду. Не пристало ему в столь преклонном возрасте влачить свои дни на чужбине или умирать с голоду у ворот твоего замка.
Гарольд смерил Рагнара недобрым взглядом и жёстко произнёс:
— Я уже объявил своё решение и не собираюсь повторять дважды!.. Кроме того, — чуть смягчившись, обратился он к Сорульфу, — ты, любезный, должен передать Тостигу мои слова. Если он действительно задумал плохое, они могут остановить его на полпути. А теперь ступай, я тебя более не задерживаю.
Оруженосец поклонился и, опустив голову, покинул зал. Гарольд проводил его хмурым взглядом и с удручённым видом откинулся на спинку кресла. Наступила тягостная пауза.
— Брат, — прервал её граф Гюрт. — Надо во что бы то ни стало вернуть Тостига.
— Доверь это мне, мой король! — воскликнул Рагнар. — И вскоре недостойный будет у твоих ног!
— О чём вы?! — поморщился Гарольд. — Вы что, забыли? Это же наш Тостиг!!
— Наш-то он наш... — вздохнул Гюрт. — Но бед может натворить немало.
— Может, — согласился король. — Он имеет право на обиду. Ведь я ему не помог.
— И что теперь? Сидеть и ждать, пока он нас предаст? — хмуро осведомился эрл Алфвиг.
— А что, по-твоему, мы можем сделать?
— Любой ценой вернуть Тостига и засадить за решётку! — пробурчал старик.
— Ты слишком скор на расправу, — нахмурился Гарольд. — Мало ли что наболтал этот честолюбец. Поступай я так, как советуешь ты, и друг Тостига — Сигевульф вчера вечером отправился бы в темницу...
При этих словах толстяк побагровел и опустил голову.
— Если у нас будут доказательства вины Тостига, — продолжил свою мысль Гарольд, — он предстанет пред судом. И я поступлю так, как решат члены совета.
— Брат, — обратился к нему граф Гюрт. — Ты поступаешь в высшей степени справедливо. Но может быть, это именно тот случай, когда справедливость вредна? Когда следует чуточку отступить от закона?
— Закон не любовница, Гюрт! — невесело усмехнулся Гарольд. — О нём нельзя забывать и вспоминать по мере необходимости... Да и о чём мы тут толкуем? Вели Тостиг захочет, то никакая сила не сможет вернуть его в Англию...
Рагнар хотел было что-то сказать, но король опередил его:
— Даже тебе, друг, не под силу это сделать. Тостиг могуч и бесстрашен. С ним верные хускерлы. Ты лишь напрасно сложишь голову.
— А если пообещать Тостигу Нортумбрию и тем самым заманить в Англию?! — воскликнул эрл Алфвиг.
— Ты склоняешь меня к подлости? — тихо спросил Гарольд. — Я не узнаю тебя, дядя!
— Но ведь Вильгельм не побоялся запятнать свою честь, силой принуждая тебя к клятве! — упорствовал старик. — Дай твой отец не гнушался хитростей и уловок!
— У каждого своя дорога, друг мой, — пожал плечами Гарольд. — А что касается отца, то многое из того, что он совершил, претит моей душе. Хотя я чту и уважаю его память...
Произнеся эти слова, Гарольд взглянул на приближённых — те хмуро молчали.
— Нам надо лишить Тостига возможности причинить вред, — вновь заговорил он. — Мы опередим его. Я напишу Свену Датскому, Харальду Норвежскому и другу Тостига, Малкольму Шотландскому. Именно к ним он обратится за помощью, если и вправду решится на измену. Я постараюсь предостеречь их от неосмотрительных действий...
— В твоих словах есть резон, — поддержал короля Леофвайн. — Тостига уже не вернуть, а вкус измены губителен. Он может внести раскол в ряды твоих разноплеменных подданных.
— Вот именно! — кивнул Гарольд. — На этом мы и порешим. А теперь ступайте, друзья мои. Мне надо побыть одному... Хотя нет, постойте...
Он помолчал несколько мгновений: