Гарольд Вард и Таинства Магии

Возвращение в Академию не отличилось чем-то особенным. Красный повёл Варда в одному ему известном направлении, пока они не упёрлись в неприметный переулок, а затем желудок подпрыгнул к горлу, как и при прошлом переходе через портал.

Женя попросил зайти к деду, чтобы отчитаться о возвращении в строй, и шустро умотал по своим делам. Юноша так и поступил, не став откладывать в долгий ящик. Он пока не знал, действительно ли готов к новым приключениям, но понимал, что от него всё равно не отстанут.

- Хо-о, а вы не торопились. Ну присаживайся, и поведай старику, как отдохнули?

Николай хитро усмехался, будто знал о всём произошедшем. Гарольд против воли ощутил себя нашкодившим ребёнком, которого поймали с поличным. Пришлось приложить усилие, чтобы не опустить взгляд в пол.

- Хорошо, было весело. Только голова до сих пор болит.

Старик наклонился вперёд и заговорил тише.

- А подробности?

У Варда сами собой всплыли самые пикантные воспоминания прошедшей ночи и глаза, всё же, посмотрели на полки с хламом. Предательская кровь прильнула к лицу, и садюга откинулся назад, громко закаркав. Отсмеявшись, он вновь выжидающе уставился на Юношу.

- Ну же, от Женьки я ничего не узнаю, а охота послушать о похождениях внучка!

Гарольд вопросительно приподнял бровь.

- От этого болтуна?

Седой раздражённо отмахнулся.

- Это на общие темы он болтун, а как зайдёт у нас разговор о женщинах, так из него хоть клешнями тяни. Пару неопределённых слов скажет, да и всё на этом. Ну же, порадуй деда подвигами внучка.

Николай осунулся, улыбка пропала с его лица, не осталось и тени обычной уверенности, словно перед Юношей оказался самый обычный пенсионер. Но Вард только широко усмехнулся.

- А вы потом будете его стебать пару месяцев?

- Ц! В кого вы такие умные пошли? Ох, а может это я теряю хватку?!

Старик недовольно покачал головой, а затем его глаза округлились и он схватился за сердце. Юноша с удивлением отметил, что сегодня Николай в отличном расположении духа.

- Переигрываете.

- А-а, мог бы и подыграть, балбес. Не знаешь ты, как к начальству подлизываться.

Гарольд от обиженного вида Седого едва не рассмеялся, так необычно было видеть его в таком амплуа.

- Так я знаю.

- Ц, вот шельма, уел.

Старик пытался продолжить играть лицом, но то не слушалось, и губы то и дело обнажали зубы, пока он наконец не сдался.

- Ладно, рад видеть, что ты пришёл в норму.

Улыбка Седого была столь искренней и выражала столько тёплой доброты, что Гарольду показалось, будто это его родной дед из давно затёртых воспоминаний. В груди потеплело и защемило, а в горле встал непроглатываемый комок. Внезапно всё вокруг расплылось, и Юноша осознал, что готов разреветься от переполняющих эмоций. На миг он впал в ступор, столь неожиданной оказалась подобная реакция. Быстро смахнув влагу рукавом, Гарольд взглянул на Николая, но тот тактично сделал вид, будто в лежащей на столе тетрадке записано нечто чрезвычайно интересное.

- Я тоже рад.

Голос вышел сдавленным, и Варду захотелось поскорее убежать в свои покои, чтобы унять поднявшуюся бурю.

- К-хм, хорошо. Завтра ближе к обеду зайди в первую столовую. У твоей команды как раз патруль на вторую половину дня. Ну, можешь идти.

- Благодарю.

Юноша уже поднялся, когда Седой спохватился.

- О, постой, вот. Снотворное. По одной перед сном.

Гарольд кивнул и взял баночку с таблетками. Отказываться не стал, так как понятия не имел, сможет ли вообще уснуть без вырубающей дозы алкоголя в крови. Тень улыбки озарила его лицо, и он широкими шагами направился к выходу. Тяжёлый взгляд сверлил спину, впрочем, почти всё время разговора Николай не оставлял попыток заглянуть глубже, чем Юноша хотел показывать. Однако Вард не заметил, не ощутил фальши в моменты искренности, когда выискивающий взгляд старика сменялся тёплым и доброжелательным, сочувственным и понимающим.

Десятки метров до комнаты запомнились плохо, словно в тумане. Грудь терзало от противоречивых чувств. В забытьи он забрался в душевую кабинку, отгородился от равнодушной реальности тонким слоем мутного стекла и больше не в сила сдерживаться, полностью отдался ненавистной жалости к себе. Гарольд привык к насмешкам, издевательствам, безразличию, гневу, оскорблениям, даже к жалости окружающих. Но вся броня цинизма оказалась ничтожной плёнкой, перед попавшей точно в сердце пулей сочувствия. Настоящего, понимающего сочувствия равного, а не столь знакомой снисходительной жалости. Душу рвало на части, однако там же зарождался истеричный смех. Судьба в очередной раз пошутила со всей иронией, как может лишь она. Забрать частичку человечности, и тут же озарить теплом родственной заботы от совершенно чужих людей.