- Нет, это не скука, это пустота. Вы пусты, как эта бутылка. И цветов вы в жизни не видите, и птицы для вас молчат, и соловей какую-то гнусненькую арию выводит. Что ж делать, юность кончилась, а возмужалости не наступило. Пить я вам советую. Да пить вы не будете. Скучным вам это покажется делом, тяжелой обязанностью. Старик вы, вот что, - сказал Анфертьев - из юноши прямо в старики угодили. Вся жизнь вам кажется ошибкой. Так ведь перед смертью чувствуют. Вино - мудрая штука, лучше всякого университета язык развязывает! Вот сейчас я с три короба вам наговорил, а для чего наговорил - неизвестно. Размышление ради размышления что ли, философское рассмотрение предмета. И в пьяном виде образование сказывается! Недаром я в педагоги готовился. Ну а потом все к черту полетело. Да вы не горюйте. Ведь на наружности вашей это не отразилось, а что внутри - никому не видно. Да вы не верьте тому, что я наговорил, - это вино наболтало.
Локонов курил папиросу за папиросой. Ему хотелось выгнать Анфертьева.
- Вам пора спать! - сказал он.
* * *
С некоторых пор Локонов был как бы замурован, по своей собственной воле, в этой небольшой комнате. К нему никто не приходил, так как он своих знакомых встречал несколько странно; он не предлагал им садиться, а стоял, заставляя стоять своего собеседника, и всем своим видом давая понять что, собственно, желает, чтобы тот как можно скорее покинул его комнату.
Локонов чувствовал, что у него не хватит воли покинуть эту комнату. Ему хотелось думать, что и любовь его к семнадцатилетней Юлии не есть мозговое раздражение. Ему не хотелось думать, что
семнадцатлетняя Юлия была для него лишь средством выйти из комнаты, снова вернуться к прекрасной природе, услышать соловьиное пение, как слышал в девятнадцать лет, средством оживить себя. . . После ухода Анфертьева, Локонов, чувствуя отвращение ко всему, лег в постель.
- Ну что ж, - подумал он, - покурим. Вот жизнь и кончилась. А еще я думал, что только в двадцать лет легко кончить жизнь самоубийством.
Но тут Локонов понял, что если он начнет размышлять, то это отвлечет его и он не покончит с собой, что утром он опять проснется в этой проклятой комнате,
- Жизнь не удалась, - подумал он и стал мылить полотенце. Наступал рассвет.
Птички закричали.
Внезапное успокоение сошло на работающего человека.
- Рано еще, - подумал Локонов.
Он отложил мыло и хорошо намыленное полотенце и решил пройтись по городу.
Прошедшая ночь начала казаться диким сном.
Он чувствовал необычайную бодрость и подъем, как человек, счастливо избегнувший опасности. Всем прохожим он улыбался.
ГЛАВА 9 ЖАЖДА ПРИКЛЮЧЕНИЙ
Ему хотелось бежать.
Он охотно бы прыгал через канавы, если б таковые оказались на его пути, таким он чувствовал себя подвижным и юным.
Его одолевал восторг, он удивился осмысленно и яркой окраске домов, милым лицам окружающих. Безобразная карикатура исчезла.
Его возбужденный ум воспринимал все с одобрением, глаз видел лучше, он чувствовал, как что-то сняло дурной налет, освежило все лица.
Заманчиво развернулось над ним синее северное небо и сладостные лучи солнца играли на стеклах домов.
С удовольствием вошел Локонов в парикмахерскую.
Вышел бритый и нафикстуаренный.
Даже походка его как-то изменилась, приобрела какую-то твердость.
Почти взглядом полководца он обвел улицу.
Он решил покорить Юлию.
- Сегодня среда, - вспомнил он, - вечером Юлия будет в зеленoм доме.
Весь день пронаслаждался Локонов жизнью.
Гуляя, обдумывал, что он Юлии скажет.
Весь день он улыбался встречным девушкам и юношам, мысленно причисляя себя к их полку.
А когда наступил вечер, он вошел в зеленый дом.
Незнакомый голос (громко): на Путиловском заводе жил козел Андрюшка. Просыпаясь утром, шел козел в кабак. Там его угощали. Налижется, бредет по улице, покачивается. Да и погиб он, как настоящий пьяница: встал на рельсы, поезд идет, орет во всю, а Андрюшка, хоть бы что, пригнул голову.
Он был серый, пушистый, огромный.
И была у него жена.
Он стал ее приучать тоже пьянствовать.
Утром встанет и гонит ее к кабаку.
Приходили они в кабак. Кто не давал, того Андрюшка пытался боднуть. Перед тем, как войти, стучал в дверь Андрюшка. Сам кабатчик подносил ему в чашке.
Голос Торопуло (радостно) : - Розы похожи на рыб.
Это не мной подмечено.
Возьмите любой каталог, и вы найдете в нем лососинно-розовые, лососинно-желтые, светло-лососинные розы.
Встречаются розы, похожие на молоко, фрукты и ягоды.
Одни вызывают представление об абрикосах, другие о гранатах.
Есть розы, светящиеся, как вишни.
Женский голос (томно): Дядюшка мой был помещик. Вздумал он стать промышленником на американский лад. Решил превратиться в цветовода. Выписал он из Рейнской долины разные сорта роз. Помню дуги металлические на воротах, на одной мелкие белые вьющиеся розы, на другой - красные. Дядюшка все доверил садовнику. Выписал он его из-за границы. Дядюшка разорился на этом деле. Потом какой-то парвеню воспользовался его идеей.
- Что ж вы: все молчите и ничего про обезьян, про попугаев, про цветы не расскажете, - обратилась Юлия к Локонову.