— Фрикадельки, говоришь? Неплохая идея.
Курицу Доротка обнаружила в кухне не под столом, а на сушке для посуды. Вытащила её из целлофана, обнюхала, обмыла под краном, вытерла чистой тряпочкой и, завернув в фольгу, сунула в морозилку. Хорошо ощипанная и выпотрошенная птица была в полном порядке. Покончив с ней, девушка опять поставила чайник. По опыту знала — потребуется.
Возвратившись в столовую, Доротка сообщила:
— Курица в полном порядке, я спрятала её в морозилку, но подумала — не мешало бы её перед замораживанием на части разделить, в кастрюлю она целиком не поместится. Это большая курица.
— Значит, старая, — заключила Меланья. — На бульон. А ты подай мне ещё чаю.
— И мне, — сказала Сильвия.
— И мне тоже. А раз уж ты такая умная, сама и разрежь на несколько частей, — подытожила Фелиция.
К счастью, Доротка была молодой, здоровой и физически выносливой девушкой. И хотя после рабочего дня ей хотелось дома отдохнуть, спокойно посидеть, почитать книгу, возможно, вместо книги приняться за новую редактуру — тоже чтение, однако у неё хватило сил и выдержки на все. Курицу она разрезала быстро и ловко, по этой части у девушки был большой опыт, ибо главная повариха в доме Сильвия давно привыкла сваливать на племянницу обязанности поварёнка.
Когда Доротка с очередным подносом появилась в столовой, там опять бушевали страсти.
— Не иначе ты спятила! — раздражённо выкрикивала Фелиция. — Откуда я могу помнить такие вещи? Мне ведь в ту пору и пяти не было.
— Неправда, тебе было больше, — безжалостно выводила её на чистую воду Меланья. — Кристина родилась в тридцать четвёртом, а крестили через год, ей уже годик был, это я твёрдо знаю, мамуля сколько раз рассказывала. Ты в ту пору уже в школу ходила. А крестины откладывали, потому что сначала умер крёстный…
— Ещё до крещения? — вырвалось у Доротки.
— До, я же ясно говорю!
— Тогда как же он мог быть моим крёстным? — не понимала Доротка.
— Он и не был, только собирался быть. Умер по какой-то глупой случайности, вроде бы аппендицит, гнойный, вовремя не заметили, а пенициллина тогда ещё не изобрели. Пришлось искать другого кандидата в крёстные отцы. Крёстной же матерью с самого начала назначили Вандзю Ройкувну.
Фелиция не выдержала.
— Гляди-ка, она прекрасно обо всем информирована, а как письмо читали, ничего не могла понять…
Меланья пресекла попытки старшей сестры сделать ей выговор.
— Потому что потом вспомнила. Я пока ещё не склеротичка, как моя старшая сестра. А кроме того, в те времена Вандзя была Ройкувной, незамужней панной, потом вышла замуж и сменила фамилию, как было догадаться, что Войцеховский пишет именно о ней? Ну так вот, потом нашли другого крёстного, это был… мамуля говорила… фамилия с водой связана… ага, вспомнила, Люциан Кринич! Сын банкира Кринича, наш дальний родственник, очень богатый, погиб в войну, а собирались за него выдать Вандзю. Так вот, банкирский сынок тогда по Ривьере шастал, пришлось ждать, а он все не возвращался, кажется, ногу сломал. Если не ошибаюсь, левую. Наконец вернулся, и только тогда Кристину окрестили, но целый год прошёл. И выходит, когда Кристину крестили, тебе было не меньше восьми, а если ничего не помнишь, значит, с малолетства была недоразвитой. А вроде бы ребёнком ты была нормальным, поглупела уже позже…
— Кретинка! — огрызнулась Фелиция. — Я как раз прекрасно помню все эти разговоры о Криниче. И Вандзю тоже помню, похоже, богатенькой была, потому что вечно ходила в брильянтах. Понятное дело, я не могла оценить их стоимости, но уж очень все эти побрякушки на ней сверкали, даже девчонка обратила внимание. Сколько ей сейчас может быть?
— А сколько ей было, когда её крестили? — задала Сильвия встречный вопрос.
Сестры уже привыкли к вечным, языковым ляпсусам Сильвии и её неумению логично сформулировать свои мысли.
— Кажется, она была в возрасте нашей мамы, — задумчиво ответила Фелиция. — Помнится мне, поговаривали, что Вандзя — старая дева, ещё удивлялись, чего она не выходит замуж при её богатстве…
— А маме сколько тогда было? — гнула своё Сильвия.
— Не знаю… Погоди, попробую вычислить. Когда мне было семь… Потом родилась Кристина… Тридцать пятый год… Выходит, тогда Вандзе было лет двадцать шесть.
— Выходит, теперь ей… Господи, восемьдесят семь! Неплохо.
— И в этом возрасте она надумала покинуть свою Америку и навсегда вернуться в Польшу? — Сильвия была явно шокирована. — Да ещё к нам! Чтобы мы за ней ухаживали?! Спятила!
Услышав это, Доротка невольно вздрогнула. Уж она-то прекрасно знала, на кого свалят обязанности ухаживать за немощной старухой, если такое произойдёт.
— Тамошние старушки неплохо сохраняются, — заметила Меланья. — Эта старушенция может нам всем сто очков вперёд дать. К тому же она богата. А другие родственники у неё есть?
Отчаянно порывшись в своей склеротической памяти, Фелиция дала ответ: