Гарпии визжат (СИ)

Чичеро после пленения в замке Глюм лишился своего рыцарского высокомерия, что, конечно, стало изменением к лучшему. Но это же самое пленение много чего в нём подавило. Плюст украл у него киоромерхенную суэниту - то есть, 'призрачную шкатулку', в которой всякий мертвец держит свою извлечённую из тела душу. А ещё Чичеро поклялся Плюсту к нему вернуться, что выглядит уж совсем глупо и смешно. Глупее и смешнее - лишь твёрдое намерение рыцаря выполнить обещанное.

Зато... К счастью, пленение не подавило в Чичеро того романтического начала, которого страстно желала Марципарина, предугадывая его ещё с первой встречи на симпозиуме в Цанце. Кажется, и сам посланник таких нежных чувств тогда в себе не предполагал, но женщину не обманешь.

Любовь потребовала от мертвеца самораскрытия. Чичеро Кройдонский действительно раскрылся - и что же? Под его рыцарским плащом почти не оказалось мёртвого тела. Там сидело три живых карлика - вот неожиданность! Правда, эти три карлика и составляли одного Чичеро. Да, 'парадокс', именно так это и называется.

Другая на месте Марципарины почувствовала бы себе обманутой, но только не она. Карлики? Ну, сойдут и карлики. Все втроём, так втроём - кому когда мешало разнообразие. Живые? Ладно, пусть будут живые - не бальзамировать же. Да какая разница, если человек хороший? Чичеро как химерное существо, состоящее из троих карликов, нравился ей всё больше.

А былое влечение Лулу к мёртвому телу? Тьфу, детство какое: Бианка даже не заметила, как запросто с ним справилась. Тем более, что и не влечение оно никакое, а внушение мертвецов. Ну конечно же: эти люди дорого купили себе посмертие, вот и внушают себе и другим, что они теперь и есть самые лучшие и для всех желанные.

С любимым, пусть он даже составлен из троих мужчин, всё иначе, чем с какими-то там наложниками. С ним - тянет поговорить о чувствах. И так - через собственный разговор с Чичеро - Лулу Марципарина многое поняла о своём отношении к нему. В том отношении - не только, да и не столько похоть (хотя без похоти тоже не обойтись). Бианка чувствовала уважение, гордость и любовь. Уважала - за солидный возраст и богатый героический опыт, гордилась - уникальностью судьбы, застрявшей в одной из немногих точек, где Владыка Смерти схлестнулся с Живым Императором, а вот зато любила - ни за что, просто так.

'Завидую тебе, подруга, - в первый же день бурного счастья Лулу искренне молвила Кэнэкта, - и ещё должна сознаться в скверном поступке'. 'В том, что была с одним из карликов - там, в замке Глюм?' - неожиданно для себя самой догадалась Бианка. Подруга молча кивнула.

'Но я ведь на тебя не в обиде! - столь же искренне призналась Лулу. - И потом, ты вернула мне Чичеро! Всего Чичеро!' - она порывисто обняла подругу. Та не отстранилась, но и не совершила встречного движения.

'Что? Ты сомневаешься, - поняла Лулу. - Ну, хочешь, я поделюсь с тобой тем карликом, что тебе приглянулся? Это кто - Дулдокравн?'. Кэнэкта снова молча кивнула. Тогда Марципарина шепнула: 'Он твой! Всегда, когда позовёшь'.

После таких слов, пусть и сказанных сгоряча, может ли она подругу в чём-нибудь упрекнуть?

Именно там, в замке Окс, где большое число отставных наложников прозябало в бездействии, не посещаемое ни одной из хозяек, для обеих женщин ковались узы. Тройная цепь связала Лулу Марципарину Бианку с посланником Чичеро, цепь одинарная, но немногим менее прочная соединила одноглазого Дулдокравна с её подругой. Что и говорить, опасный опыт. Но в те дни он казался таким изящным выходом из запутанного положения.

* * *

А потом идиллия резко закончилась. У Чичеро нашлись другие дела, кроме как миловаться с невестой. Нашлись даже раньше, чем подошёл оговоренный срок его возвращения в тюремный замок Плюста. Всё-таки, любой посланник Смерти, он первым делом посланник Смерти, ну а девушки - потом, в свободное время.

Выяснилось, что посланнику во что бы то не стало надо собрать и завезти в Цанц тени мёртвых крестьян. И даже если Плюст его всё равно не отпустит, отлынивать от дела не след. Зачем? Наверное, для очистки рыцарской совести. Мол, 'он старался'. А значит, радостные минуты, часы и дни общения с любимой надо принести в жертву - чему? Посещению окрестных великанских замков. Как же не навестить великана Ногера в замке Батурм? А Югера в замке Гарм? У обоих ведь мёртвых крестьян куры не коюют...

А после того - едва попрощавшись с любимой в замке Окс, и даже в уме не взвесив счастливую возможность преступить клятву - лететь, подобно крылатому абалонскому скакуну, скорее в родную тюремную камеру. Чтобы занять в той камере самое лучшее, самоё тёплое, самое устойчивое место.

Чичеро поступил по-рыцарски - очень может быть. Но и глупо, и жестоко, и смертельно обидно для трогательной и ранимой души его невесты Марципарины.

И скажите потом, что Чичеро не нуждался в футляре. Нет же, нуждался - без футляра таким нельзя! И эту свою нужду воплощал при первой возможности. Воплощал, только бы сбежать от счастья с Марципариной в очередную свою тюрьму!