Гарпия

– Давай-ка вернемся к орлу, – наконец сказал великан. – Знаешь, как приручают орлов в Турристане? Если это взрослая птица, а не «гнездарь», взятый птенцом?

– Н-нет…

Кристиан чуть не заплакал. Сокольник ловко соскочил с главной темы.

– Тугры – лучшие орлятники в мире. Потому что жестокие. Я знаю, я учился у Абдляра Ниразхаллы из Мецага. Не морщи нос, юноша: жестокость – грех, но грех полезный. Итак, тугр ловит орла – вольного дикаря, хищника, короля небес. Первым делом орлу накрывают голову клобучком, и птица слепнет. Вообрази – ты, который, паря в вышине, различал волоски на голове мыши, теряешь зрение. Но этим мучения не заканчиваются. В юрте тугр натягивает аркан и сажает на него орла.

В клетке раскашлялся кречет.

– Потерпи, Тихоня. Нам надо воспитать достойную смену. На чем мы остановились? Да, орел на аркане. Ты, сидевший на скалах, на мощных ветвях чинар, превратился в канатоходца на канате. Все силы уходят на сохранение равновесия. А вокруг – сплошная ночь…

Нож соскочил с кожаного лоскута, порезав Кристиану палец. Парень сунул палец в рот, не издав ни звука. Он слишком живо представил: мрак, незнакомые звуки, незнакомые запахи, и канат под ногами. Что под канатом? Пропасть? Бездна?

Ад?!

С утра он занимался обычными для подмастерья делами. Подмел в лавке. Прибрался. Смахнул пыль с развешанного снаряжения. Обслужил Тихоню. Выслушал сотню-другую замечаний Диделя. Запомнил в лучшем случае десяток. Сбегал на угол, встретил Герду с пирожками. Сейчас он впервые понял, что если где-то и есть рай, то выглядит рай примерно так.

– Аркан непрерывно раскачивают. Каждый, проходящий мимо, считает своим долгом дернуть его. Вновь и вновь слепой орел, нахохлившись, хлопая крыльями, восстанавливает рановесие. Тугр-охотник дергает аркан чаще других. Перед сном, после пробуждения. Когда орел задремал. Когда он хочет есть. Когда молчит. Всегда. И опора качается, грозя опрокинуть тебя в неизвестность.

Тихоня вскрикнул по-человечески. Топчась на месте, кречет щелкал клювом, нервничал, толкался в прутья клетки. Черные когти впились в брусок дуба, оставленный для забавы птицы. Послышался неприятный хруст.

– Я уже заканчиваю. Всякая пытка должна иметь перерывы. Иногда тугр гладит орла, снимает клобучок, ласково говорит с пленником – и дает кусочек мяса. Но дает не просто так. Потянувшись за едой, голодный орел должен сесть на руку, защищенную перчаткой. На этом благотворительность заканчивается. Снова аркан, мрак и зыбкость. Снова голод. И – рука с подачкой. Месяц, и ты выучиваешь урок до конца твоих дней. Перчатка и лицо хозяина – покой и еда. Все остальное – ночь и мука. Теперь ты, орел, вернешься, даже побывав в небе, даже убив дичь; вернешься на руку-владычицу за милостыней…

– А гарпия? – осмелился напомнить Кристиан.

– Давным-давно, тысячу лет назад, когда я чирикал глупости, Абдляр Ниразхалла предложил коллегам эксперимент. Он хотел приручить гарпию. По орлиной методе. В горах Шеш-Бед есть два-три поселения гарпий… Мы воевали с гарпиями, считая их полулюдьми. Тугры были последовательней. Они отказали гарпиям во всем человеческом, полагая их птицами. С птицами не воююют. Их уничтожают, терпят или приручают.

– И что?

– И ничего. В смысле, ничего не вышло. Аркан, клобук – полный крах. Месяц, два, пять. Постыдный конфуз. Гарпия отказывалась принимать охотника, как избавителя и хозяина. Абдляр потом сказал мне, что узнал секрет. Гарпии – другие. Не вполне птицы, не до конца люди. Я решил, что он говорит о внешности. И ошибся. Он говорил о скрытом. Мы с тобой помним о вчерашней пытке, как если бы она творилась сегодня. Мы боимся завтрашней пытки, как если бы она происходила сейчас. Боль, ужас, мука. Терзания. Нынешняя пытка стократ усиливается яркой памятью о прошлой и кошмарным предчувствием будущей. У гарпий – иначе.

Дидель замолчал. Ловко орудуя шилом, наметил места для розеток под драгоценности. Позвенел бубенцами, прислушался. Подтянул язычок у самого маленького. Кристиан не торопил сокольника.

– Гарпии помнят, что было с ними вчера. Гарпии понимают, что произойдет завтра. Но их память и понимание свободны от чувств. Абсолютно. Не огонь, но холодная сталь. Усиления не происходит. Абдляр называл это отсутствием якорей. Верней, так называли это гарпии в разговоре с Абдляром.

– В разговоре?

– Ты не ослышался. С тех пор тугры полагают гарпий равными себе. Другими, но равными. Лишь равный способен не стать рабом, если не хочет. Рабом страсти, мечты, воспоминаний; рабом живого хозяина. Обучая птицу, помни: она – не друг тебе. Столкнувшись с хомобестией, знай: в ней может оказаться больше человеческого, чем кажется на первый взгляд. Но тогда…

Дидель встал, сотрясая лавку.

– Что тогда, мастер?

– Тогда нечеловеческое будет выглядеть страшнее.

– Или вовсе перестанет замечаться, – рискнул предположить Кристиан.

– Тем хуже для тебя. Однажды оно все-таки станет заметно. А ты окажешься не готов. Правило третье, мой любопытный друг: никогда не смотри птице в глаза. Во-первых, ты не увидишь когтей. Во-вторых, кто-то из вас обязательно испугается. А это опасно…