Гарпия

Временами «злословцы» работали на заказ. Ускорить выздоровление больного, помочь выпутаться из долгов, наладить отношения в семье… В таких случаях приходилось держать ухо востро – дабы не «отблагодарили» дрекольем. Ибо анонимность усиливала благотворный эффект. Клиент, о чьем благоденствии беспокоились друзья или родичи, часто понятия не имел, за что грубиян-незнакомец желает ему гореть в геенне до скончания времен!

И серчал не по-детски.

– У тебя талант, охломон ты этакий, ни дна тебе, ни покрышки! – ласково говорила птенчику сестра Бальзамина. – Тебе учиться надо, убоище лупоглазое!

Сугубые практики, «злословцы» звезд с неба не хватали. А Бальзамина видела: малец далеко пойдет. И кляла любимца, к которому искренне привязалась, вдоль и поперек.

Авось, сложится судьба у парня!

Она не ошиблась. На собрании «Школы» решили отправить Хулио в реттийский Универмаг. Требовались деньги: обучение стоило дорого. Кастигарии поскребли по сусекам и приуныли. Однако не прошло и недели, как феей на белом единороге в Ластице объявилась… Кончита Остерляйнен! Слезы, объятия, пир горой – как и положено в сказках со счастливым концом.

Мать приехала в Ластицу с новым мужем – рыбацким старшиной, похожим на медведя, заросшего до глаз рыжей бородой. На радостях Хулио обложил нового отчима таким загибом, что рыбак проникся к пасынку громадным уважением.

– Где Валдис? – боясь услышать ответ, спросил парень.

Валдиса зарезали в порту. Удача отвернулась от него, и в картах, и в любви. К счастью, растранжирить состояние Тойво ему не удалось – основной капитал был вложен в дело. Валдис играл в долг, попался на крапленых картах; вскоре труп его всплыл в заливе – камень плохо привязали. Убийц не нашли, да особо и не искали.

После этого Кончита словно проснулась. Сердце чуяло: сын жив. Валдис уверял, что его друзья ведут поиски сбежавщего пасынка, и Кончита, как ни странно, верила. Любовь – загадочная штука. После смерти второго мужа вдова наняла легавого волхва. Идя по следу, волхв столкнулся с Хулио на рынке. Парень и представить не мог, что желая незнакомцу феникса в задницу, приближает встречу с матерью!

Прожив месяц в родном доме, Хулио уехал поступать в Универмаг. На средства отца, выделенные ему матерью. По пути в Реттию он заехал в Ластицу – попрощаться с милой сестрой Бальзаминой. Прощание вышло на славу. Очевидцы говорили, что на проводах Бальзамина превзошла себя, да и Хулио не оплошал.

Пир души, честное слово.

* * *

"Я, Джошуа Горгауз, королевский маршал на Строфадах, гниющий в резервации десятый год, в здравом уме и трезвой памяти, выпив все, что было в доме, и не допросившись у тетки Берты даже глоточка из ее запасов, заявляю острову и миру:

– Чтоб они сдохли, эти гарпии!

Мое прошение об отставке съели крысы из канцелярии…

Они предложили мне свои услуги. Хочешь, мы излечим тебя, сказали они. Овал Небес! Нет, я хитер. Я не сразу отказался. И не взялся за оружие. Чем я болен, спросил я, делая вид, что поддался на их уловку.

У тебя паразит на якоре, сказали они.

Не понимаю, ответил я.

Война закончилась давным-давно, сказал Стимфал. Остальные разлетелись, оставив его вести переговоры. Войны больше нет, а ты воюешь до сих пор. Ты бросил якорь в войну. В ненависть, вражду, кровь. В тела погибших друзей. В трупы убитых врагов. В простое, военное разделение: здесь-там, за-против, свой-чужой. Якорь зацепился намертво, цепь держит тебя.

Вы бы видели, с каким спокойствием он это говорил. Словно приказчик, делающий ревизию в лавке.

Да, сказал я. Цепь держит. И будь я проклят, если забуду те дни. Возможно, единственные, полные до краев дни, которые были в моей жизни. Боль, страх, ярость. Пожар души. Страсть, гнев. Радость побед, скорбь поражений. Они навеки со мной, до самой смерти.

Они навеки с тобой, согласился Стимфал. Якоря – ваше природное свойство. Это, в сущности, не смертельно. Иначе вы, люди, уже оставили бы Квадрат Опоры, и память о вас стерлась бы.

Это было бы хорошо, спросил я.

Это было бы ужасно, ответил он. Предположим на минутку, что вы исчезли. Вас нет, а мы есть. Не ухмыляйся, я не тешу себя несбыточными иллюзиями. Я всего лишь предполагаю. Вас нет. Мы – есть. И с этого момента мы заточены не в резервацию – в темницу. Наша свобода ограничивается так, как ты и вообразить не в силах. Вселенная перестает расширяться, крылья теряют смысл.

Не спрашивай, почему. Я не смогу тебе объяснить. У тебя – паразит на якоре войны. Любое мое объяснение ты воспримешь, как военную хитрость.

От крепкого якоря можно умереть, спросил я.

От якоря – нет, ответил он. Умирают от паразитов. Отягощенный мощным паразитом, якорь не просто держит – он тянет на дно. Мы не предлагаем уничтожить твой якорь. Мы предлагаем убить паразита. Рано или поздно он сведет тебя с ума.

Нам не хотелось бы твоей смерти.

Я сделал вид, что размышляю. У вас – не так, спросил я. У вас нет якорей, да? Он кивнул. И начал рассказывать. Вечный Странник! Слушая Стимфала, я верил ему. Потому что всегда знал: гарпии – звери. Животные. Нелюди. Хуже упырей. Туловище, голова, женские груди – ложь, притворство.