Гарпия

Чтобы хоть чем-то заняться, а вернее, скрыть желание бежать отсюда со всех ног, Бертран пошел по номеру, зажигая свечи. Несметное множество свечей – на шкафу, на стене; в блюдечках на каминной полке. Черный интерьер располагал к богатому освещению. Бережно держа огниво, ассистент подносил зажженый трут к фитильку…

Огонь выхватывал часть лица юноши. Всякий раз это создавало иную маску. Страх, отчаяние, суровость. Предчувствие беды. Надежду на благополучный исход. Театр масок двигался по номеру, демонстрируя богатство выразительных средств. Пламя бросало отблески на красный шелк халата Скуны – звезды в крови; на стекло бутыли – звезды в луже.

Капитан следил за спектаклем, медля с ответом.

– И это тоже, – в конце концов сказал он. – Только на сцене бой не уродует премьер-тенора. Изящные ссадины, кровь в углу рта! – и можно петь арию. В жизни все иначе. Судя по рассказам пострадавших, они должны были надолго угодить в лазарет. И утешаться на койке гибелью врага. Доминго же ушел в караул, гарпия потащилась на лекции, Мартин встретил меня во дворе… Фактически ты гримировал их, малыш. Снаружи рвал одежду, изнутри диктовал ранения. Как мог, как умел. Как представлял это в воображении. Будучи ограничен законами транса: стигматы не опасны для здоровья, сильное повреждение разрушает уни-сон… Радуйся! – эту несуразицу я заметил не сразу.

– Он радуется, – ответил Шестирукий за ученика. – Я вижу, он очень рад.

– Сперва меня смутило отсутствие трупов. Один утонул, второй исчез, третий улетел. Затем – перила. Рябина во дворе университета. Рябина с целехонькими ветвями. Хотя на дерево, судари мои, свалился увесистый покойник! Следующей была гарпия. Атакующая гарпия, которую я поймал на грудь.

– Да? – восхитился древний гипнот. – И как?

– Отлично. Я ловил ее, одет в три кафтана. И понял, что случилось бы с Мартином, сцепись он с гарпием-самцом. Не прими победитель кардинальные меры, он истек бы кровью. А я застал Мартина, когда он, извините, мазал царапины бальзамом. И пыжился от гордости.

– Как вы поняли, что это – я? – спросил Бертран. – В смысле, что я – это я? Простите, я не слишком ясно выражаюсь. Устал, как собака. Утирать нос вам, сударь – утомительное занятие. В городе хватает гипнотов. Почему вы сразу опознали меня? И отворачивались – там, у дома?

Он стоял к деду спиной, уставясь в окно.

– Потому что интуиция, – процитировав любимую реплику обер-квизитора фон Шмуца, капитан достал из-за обшлага письмо. Обождал, пока внук повернется к нему, заметив отражение жеста в оконном стекле, и развернул мятый лист бумаги. – Раскрываю великую тайну, малыш. Слушай.

...