Гарпия. Одержимая местью (СИ)

Каллиста Зиновьевна пополоскала рот, сунула в него мятную конфету, в коридоре накинула цветастый платок и выцветший плащ. Ни следа не осталось от недавних опасений, рыданий и жалоб, но каждый шаг по-прежнему ей давался тяжело. За двором мы встретили Эмму — она с пакетами продуктов шла из магазина к Веронике.

— Дружба с Вероникой ее погубит, — голосом прорицательницы, внушающим страх, сказала Каллиста Зиновьевна, когда Эмма уже не могла расслышать её слова.

Бесполезно было спрашивать, почему она так решила, — Каллиста Зиновьевна завела разговор о Лилии — соседке, тайно влюбленной в Джеймса, и размышляла над тем, как сблизить эту парочку.

— Моё самое большое желание, чтобы Лиля и Джеймс поженились! — сказала она у порога с красным крестом.

Что я могла ответить? — О Джеймсе я много слышала, но за две недели ни разу так и не увидела; с Лилией виделась несколько раз, но по душам не говорили. Я лишь улыбнулась, поощряя столь светлое романтическое желание, и мы вошли в поликлинику.

За стеклом с надписью «Регистратура» сидела смуглая медсестра с черными длинными косами. Она подняла на нас маленькие карие глазки, серьезные и наблюдательные. На хитроватом лице вспыхнул алый румянец, и кожа на щеках напомнила панцирь сваренного рака. Что это — стеснительность или неприязнь? Девушка привстала, открыла окошко, и холодное «здравствуйте» заставило моё сердце биться быстрее — я с детства на дух не переношу больничный запах и белые халаты.

— На приём или в аптечный пункт? — спросила она.

— На приём.

— Окунева? — она повернулась к стеллажу и, не дожидаясь ответа, тонкими пальчиками начала перебирать толстые медицинские карточки, разложенные в алфавитном порядке.

Карточку Каллисты Зиновьевны в нужной стопке Миа не обнаружила и перешла уверенным шагом к другой полке. Её движения были торопливы, но пластичны. Холёной ручкой она расторопно отыскала карточку и, сделав наспех пометку в журнале, выдала её нам, наградив обоих вопиющим взглядом из-под раскосых бровей в форме месяца.

— Доктор в терапевтическом кабинете, — прозвучало монотонно.

В коридоре негромко играла музыка — Хосе Игнасио слушал радио. Без музыки здесь было бы тихо как в морге — посетителей нет, как будто никто не болеет. Хотя, что тут удивительного — время без двух минут три — даже в городских поликлиниках и больницах многолюдно только в первой половине дня. Я постучала в кабинет. Хосе Игнасио встретил нас милой улыбкой:

— Вы ко мне?! — он поднялся, отложив тяжелую книгу с пожелтевшими страницами. «Энциклопедия болезней желудочно-кишечного тракта» прочитала я название и улыбнулась — не устаёт самосовершенствоваться.

— У Каллисты Зиновьевны отекли ноги, вздулись вены и появилось покраснение на коже. Возможно из-за крема, которым она пользовалась, — добавила я после приветствия, но сама не верила в то, что говорила. Мне казалось, что всё это признаки какой-то болезни, которую нужно лечить.

— Вы присаживайтесь, — Хосе Игнасио заботливо усадил Каллисту Зиновьевну на кушетку. Она заметно волновалась, и мне не хотелось оставлять её в такую минуту, но часы показывали без одной минуты три.

— Я отменю уроки, — решила я молниеносно, — извинюсь и скажу, что не смогла…

Каллиста Зиновьевна не дала мне договорить:

— Не выдумывайте, Даша, вас с нетерпением ждут мальчуганы Намистиных. Идите и не волнуйтесь — я дойду домой и без посторонней помощи.

— Нет, — запротестовала я точно так, как Каллиста Зиновьевна утром.

— Хосе Игнасио, скажите Даше, чтобы не срывала уроки! — обратилась она к нему с наигранной строгостью.

— Даша, я провожу Каллисту Зиновьевну до самой калитки — не волнуйся — после обеда здесь всё равно делать нечего, а если кто-то придёт, то я ведь быстро вернусь. Одна нога там — другая здесь.

— Ну, хорошо — уговорили. — Я подмигнула своему спасителю, простилась взглядом с Каллистой Зиновьевной и вышла.

Миа беззвучно шла по коридору в самый конец. Судя по плакатам с рекламой медицинских препаратов, в конце коридора был аптечный пункт, а поскольку Миа — единственная медсестра на всю поликлинику, она совмещала две должности, поэтому в одном кабинете и не сидела.

Les apparences sont trompeuses

Наружность обманчива.

Я поспешила к Намистиным. Не буду останавливаться на том, каким взглядом обволок меня Семён — словно набросил сеть на бесчисленный косяк откормленных карпов; пропущу, пожалуй, и расспросы Вероники о здоровье Каллисты Зиновьевны, и, само собой, не стану вас нагружать тем, как я вела математику и французский, — всё это несущественно по сравнению с тем, что произошло за стенами поместья Намистиных.