Гарпия

Человек-скелет сопротивляется. Пытается ухватится за статуи. Руки его соскальзывают, пальцы кровоточат. Еще один рывок. И еще. Балансируя на краю, не в силах удержать равновесие, прыгун хрипит. И падает вниз, в один из трех внутренних дворов университета, на крону высокой, усыпанной плодами рябины.

Как она сумела высвободить когти и не рухнуть следом, гарпия не знает.

Даже не мечтая о полете, она ковыляет вглубь крыши, к трубе. Здесь есть лючок на чердак. Надо молиться, чтобы его не заперли. Избитая, стонущая, еле дыша, гарпия молится. Знать бы еще, кому.

Лючок не заперт.

С чердака она попадает на лестничную площадку. Тишина, покой. Лечь в угол, на груду тряпья? Заснуть до утра? Вместо этого, вроде бы очевидного решения она начинает спуск. Ступеньки не рассчитаны на птичьи лапы. Руками она держится за перила, и боль в груди становится одуряющей. Грудные мышцы птицы – это чудесно. Но над мышцами есть еще грудь женщины. Которой хорошо любоваться или выкармливать детей. А кираса панциря – увольте.

Мне сегодня досталось, думает она. Мне крепко досталось.

– Кто… Кто вы? З-зачем?!

– А вы кто?

– Я – секретарь ректора. Моя фамилия – Триблец. А вы – наша студентка, я в курсе. Вечный Странник, вы ужасно выглядите!

– Помогите мне спуститься.

– Я… понимаете, я очень… А-а, гори оно синим пламенем! Разрешите, я возьму вас на руки? Так будет удобнее. Вы совсем легкая…

На руках секретаря она засыпает. Но просыпается в холле первого этажа. И отказывается, когда Триблец предлагает ее проводить. Вызвать лекаря? – спасибо, не надо. Я – Келена Строфада. Мрачная с островов Возвращения.

Такие, как я, возвращаются сами.

Великолепное зрелище – в настоящее время, вся в настоящем, без остатка, живая, о да, еще живая гарпия пытается остановить извозчика, чтобы добраться к месту своего проживания. Трижды, четырежды и сто раз подряд она жалеет, что отказала Триблецу. Проклятая гордость, бес ее дери!

Извозчики ухмыляются и едут дальше.

Liber IV Орел на аркане

Caput XIII

Вот и день прошел, вот и век, и больше –

Время сбора камней и теней…

Оглянись на нас, безымянный боже,

Оглянись и оставь в тишине.

Томас Биннори

– Крис!

Нет ответа.

– Кристиан!

Бабушка Марго отвлеклась от плиты. Впрочем, отвлеклась – это сильно сказано. Зовя внука, почтенная дама продолжила жонглировать блинами, пекущимися на двух увесистых сковородах. Чистый цирк! – вот блин с правой сковородки взлетает в воздух, делает сальто-мортале и шлепается обратно неподжаренной стороной. Шкворчит кипящее масло. По кухне течет волна упоительного аромата. Сковорода пушинкой, не издав ни звука, опускается на плиту. Теперь – очередь ее соседки.

Оркестр, барабанную дробь!

– Негодник, опять он запропастился!.. нет, я не дам ему блинчика…

– Я здесь, бабуля!

Парень материализовался из кухонного чада, как демон, явившийся по вызову. Марго знала верное заклятие.

– Подбрось дров, жар спадает.

– Ага…

Кочергой он поддел заслонку и начал переправлять сухие ясеневые чурбачки, которые наколол с утра, в раскаленное нутро печи. Хорошо, что мастер Дидель час назад отпустил его из лавки. Блины Кристиан обожал. Он повел жадным глазом на стол, где томились в ожидании миски с начинкой. Моченая калина, фарш из печенки, жирные брюшки форели – объеденье! Богачи, дурни, брюшками брезгуют. Им филей подавай.

Лаферы! Ничего в жратве не смыслят.

Он вспомнил, как в детстве, сопляк, взятый из приюта, едва не спалил весь квартал. Бабушка Марго велела протопить любимую печь. И Кристиан, впервые допущен к ответственному делу, перестарался. Это теперь он знает, что сосновые полешки кладут на растопку. Потом кидают бук или ясень – они жар дольше держат. От сосны лишь пламя, искры да запах смолы.

В увлечении работой, рад побегу из опостылевшей «блохарни», он без устали кормил ненасытную печь сосной. А огненная прорва требовала еще и еще. Пламя гудело и завывало в трубе. Мальчишка радовался: вон какой жар! Бабушка будет довольна. Отвлекли его вопли с улицы. Выглянув в окно, Кристиан обнаружил толпу зевак, собравшихся под домом. Люди тыкали пальцами в небо и казались обеспокоенными. Оставить гудящую печь без присмотра было боязно, но любопытство пересилило.

Он только на минутку – и сразу обратно!

Кристиан вихрем вымелся на улицу, задрал голову вверх – и обомлел. Из печной трубы извергался столб огня локтей пяти в высоту. Словно через трубу дышал злодей-дракон, пробудившись от спячки. Снопы искр взлетали до небес, норовя пропалить брюхо тучам. Часть искр гасла в вышине, часть осенним звездопадом щедро валилась на соседские крыши. Там, где лежал тес, а не черепица, уже дымилось.

В тот день Крис-Непоседа впервые испугался по-настоящему. Оцепенев от ужаса, не в силах оторвать взгляд от адского фонтана, виноватый, готовый умереть на месте, он стоял, не зная, что делать.