Гарри Гудини

В тех случаях, когда этот трюк по той или иной причине показать было невозможно, Гудини придумывал что-нибудь другое или был готов воспользоваться предложениями, поступающими от публики.

В декабре в Солт-Лейк-Сити он договорился с похоронным бюро, что его положат в гроб (кому он принадлежал — Гарри или похоронной компании — неизвестно), крышку которого наглухо закрепят винтами. Затем для пущей надежности гроб будет помещен в склеп. Из этого гроба он должен был освободиться. Трюк удался на славу. Возможно, это был тот же самый гроб, которым Гарри пользовался, давая представления в британском мюзик-холле; отверстия в крышке гроба были закупорены хорошо подогнанными пробками.

С тех пор как слава Гудини начала расти как снежный ком, любой его шаг становится широко известным. В 1916 году неожиданно для него самого его имя обошло газеты всего мира. А началось с того, что на торжественной церемонии в Метрополитен-Опера в Нью-Йорке Саре Бернар была подарена бронзовая статуэтка, изображающая ее саму. Преподнеся Божественной Саре этот подарок от имени американских актеров и актрис, с приветственной речью выступил Джон Дрю, один из любимых и знаменитых драматических актеров Америки.

Сара Бернар была кумиром Гудини. Он обожал ее не только за потрясающую игру в «Даме с камелиями», но и за ее мужество: в свои семьдесят два года, с ампутированной ногой, она смогла «задать жару» молодым, блистательно исполнив роль в собственной постановке знаменитой мелодрамы Дюма-сына. Гудини обрадовался, услышав о подарке.

Вскоре, однако, произошел конфуз: когда пришел чек на триста пятьдесят долларов от компании «Горхем», отлившей статуэтку, никто не пожелал раскошелиться. Театральные знаменитости, оставившие на подарке свои автографы, сочли, что им негоже опускаться до такой прозы, как оплата чека. В конце концов компания послала чек самой Саре. Та отправила статуэтку назад, сопроводив ее язвительным письмом.

Гудини, прослышав об этой истории, пришел в ярость; давая выход своему гневу, он отправил компании «Горхем» чек на требуемую сумму. Саре Бернар он послал письмо, прося ее принять статуэтку от имени американских артистов варьете.

Это был типично его жест, широкий и импульсивный. В течение двух недель его рекламное агентство переслало ему 3756 газетных вырезок, посвященных этому эпизоду. Каждая газетная вырезка в среднем состояла из пятнадцати строк. Такая реклама обошлась бы самому Гудини в пятьдесят шесть тысяч долларов.

В поисках очередной сенсации Гудини в 1916 году начал подготовку к новому трюку — погребению заживо, и притом без гроба! Нечто подобное проделывают индийские йоги: закопанные в землю, они довольно долго находятся в состоянии полного оцепенения. По замыслу Гудини, его ноздри и рот затыкались ватой, голова прикрывалась капюшоном, и он опускался в вырытую яму, сразу же становясь на четвереньки. Под прикрытием капюшона он выплевывал вату изо рта. Яма засыпалась рыхлой землей. Внутри ямы из-за принятого Гудини положения тела должно было сохраниться свободное воздушное пространство, достаточное для дыхания в течение времени, которое нужно было, чтобы выбраться из могилы. Проведенные им тайком испытания показали: земля настолько тяжела, что могила может из мнимой превратиться в настоящую; это вынудило Гудини отказаться от своей затеи. Он выбрал компромиссный вариант: сначала его укладывали в гроб.

Весной 1917 года страна, совсем недавно избравшая Вудро Вильсона на второй президентский срок под лозунгом «Он спас нас от войны», с невиданным прежде всплеском патриотизма приветствовала вступление Америки в ту же войну. 11 июля 1917 года Гудини с ликованием написал Голдстону: «Завтра я вступлю в ряды армии. Ура! Теперь я тоже солдат!»

Однако его ждало горькое разочарование: вербующие в армию офицеры дали ему понять, что мужчина в сорок три года слишком стар для войны, даже если он способен вылезти из смирительной рубашки, будучи подвешенным за ноги.

С характерной для него энергией Гудини начал давать представления на различного рода митингах и военных сборах. Для новобранцев он показывал «честную магию», которую сам очень любил. Его номер «Деньги ни за что» вызывал бурный восторг солдат-пехотинцев. Он с трудом подавлял волнение, когда думал о том, что эти смеющиеся сейчас парни вскоре будут ползти по «ничейной» земле, подвергаясь опасности смерти от снарядов или отравляющих газов. Он «доставал» прямо из воздуха пятидолларовые золотые монеты и бросал их солдатам на память о доме. До конца войны он раздал таким манером семь тысяч долларов, не делая на этом для себя рекламы. Он считал это «мицвой» — добрым делом, на которое с радостью тратил собственные деньги.