Гарри из Дюссельдорфа

Гейне предполагал пробыть в Котере три месяца, но постоянная тревога одолевала его. Матильда мало вникала в его дела, да и не могла понять их сущности, но она заботливо следила и ухаживала за больным поэтом. Она, насколько могла, сдерживала свой вспыльчивый нрав и экономно вела хозяйство в Котере, где жизнь была дешевле и проще, чем в Париже. Гейне все время испытывал нужду в деньгах, особенно после запрещения Союзного сейма издавать его произведения в Германии. С тех пор прошло пять лет, и хотя постановление не было отменено, не все немецкие государства считались с ним, а «вольный город» Гамбург почти не подчинялся общегерманскому правительству, и Кампе по-прежнему выпускал книги Гейне, платя поэту гроши. Клевета на Гейне, пущенная его врагами, проникла и в гамбургскую газету. Соломон Гейне всему поверил и грозил порвать связь с племянником, обвиненным во всех грехах. Как часто в бессонные ночи поэт с горечью припоминал обиды и унижения, причиненные Соломоном Гейне и его семьей! В холерный 1832 год сын дяди, Карл, приехал в Париж и тяжело заболел. Пренебрегая опасностями, Генрих ухаживал за кузеном, звал к нему лучших парижских врачей и выходил его. А чем отблагодарил поэта этот глуповатый и заносчивый молодой человек, твердо знавший, что он — законный наследник банкирского дома? Он пренебрежительно относился к Генриху, а когда Соломон Гейне оказывал помощь поэту, Карл ревновал отца к нему и старался поссорить их. И вот теперь, когда Карл женился в Париже на юной Сесиль Фуртадо, родственнице могущественного парижского банкира Ротшильда, и увез ее в Гамбург, — вспомнил ли он хоть раз добрым словом Генриха? А ведь Сесиль, при знакомстве с Генрихом, говорила, что она любит его «Книгу песен» и знает много стихов наизусть… Но что Карлу стихи?..

Когда Соломон Гейне был последний раз в Париже, он удивился болезненному виду своего племянника и с сожалением смотрел на его больную, бессильно повисшую руку, на его полузакрытые глаза, боявшиеся света. Тогда он определил племяннику ежегодную пенсию в четыре тысячи франков, бросив при этом: «Ты сейчас скажешь, что это немного. Согласен. Но у тебя еще действует правая рука и ты можешь писать».

Чего мог ждать теперь Гейне от дяди? А деньги так нужны! Матильда безрассудно тратила на платья, шляпки, духи, кружева, а потом вдруг начинала экономить я расстраиваться. Гейне иногда бранил ее, называл «милой мотовкой», потом жалел, что должен отказывать ей во многом, и сам шел покупать на последние деньги подарки жене. Она была как ребенок: смешлива, капризна, переменчива, вспыльчива, и недаром поэт говорил о ней, что она «домашний Везувий». Ее непостоянный характер сказывался в том, что она любила менять квартиры, а частые переезды стоили также дорого. Гейне не ленился, хотя ему приходилось писать много и не всегда то, что хотелось бы. Поневоле он должен был выбирать темы, «безобидные» для немецких подцензурных изданий. Он посылал корреспонденции «О французской сцене», о салонах парижской живописи, о музыкальной жизни Парижа, написал новеллу «Флорентийские ночи», где увековечил образ великого скрипача Николо Паганини; он создал цикл стихотворений «Разные», где с блеском мастера легкого и игривого стиха набросал портреты и характеры разных женщин, которых ему приходилось наблюдать. Все, за что он брался, сверкало умом и неисчерпаемой фантазией. Один парижский книготорговец решил издать альбом гравюр, изображающих женские персонажи Шекспира. Он предложил Гейне написать пояснительные тексты к гравюрам. Поэт, давно любивший творчество Шекспира, дал замечательные характеристики его образов. Альбом назывался «Девушки и женщины Шекспира», и изящество прозы Гейне соперничало с глубиной его мысли.

Многочисленные враги Гейне не упустили и здесь случая говорить о том, что он кончился как писатель, что он стал только журналистом и литературным «на все руки мастером».

Но сам Гейне хорошо знал, что это неправда, что ему еще предстоит сказать свое большое и сердечное слово, что впереди еще грозные бои за переустройство европейского общества. Что же по сравнению с этим все нападки крупных и мелких врагов, денежные лишения, уколы самолюбия? Гейне часто утешал себя восточной мудростью. «Собака лает, караван проходит», — говорил он, читая ругань по своему адресу. И все же он каждый раз по-новому огорчался. В Котере ему попал в руки номер «Майнцской газеты», где в беззастенчиво злобной форме анонимный автор повторял гнусную ложь о стычке Гейне с Соломоном Штраусом, мужем оскорбленной Жаннеты Воль-Штраус.

— Довольно! Больше этого терпеть нельзя! — закричал Гейне и, обращаясь к Матильде, сказал: — Укладывай чемоданы, мы уезжаем в Париж.

Никакие доводы и просьбы Матильды не подействовали. Через две недели поэт со своей женой уже был в Париже.

Гейне послал вызов на дуэль Штраусу через своих французских друзей — Теофиля Готье и Альфонса Ройе. Соломону Штраусу ничего не оставалось делать, как принять вызов.