Гарри из Дюссельдорфа

И мой император в плену!..

Иозеф Нейнциг спросил Гарри, неужели он до сих пор преклоняется перед Наполеоном, который принес столько несчастья их родине во время последних войн. Гарри пылко ответил:

- Я люблю не французского императора, а ту идею, которую он воплощает. Я люблю революцию, а он ведь выступил ее защитником.

Действительно передовая немецкая молодежь Рейнской области могла вспоминать с сожалением об утрате гражданских свобод, принесенных французами, когда эта самая развитая промышленная область Германии отошла к Пруссии. Прусские помещики при помощи своей военщины вводили старые феодальные порядки, и стихи молодого Гарри о павшем французском императоре звучали вызовом жестокой прусской реакции.

Когда Гарри Гейне с грехом пополам окончил торговую школу, отец взял его с собой во Франкфурт-на-Майне. Этот старинный город, считавшийся "вольным", то есть не принадлежавшим никакому феодальному властителю, был оплотом немецкой торговой буржуазии. Здесь устраивались знаменитые ярмарки, на которые приезжал и Самсон Гейне сбывать свой вельветин. На этот раз он приехал вместе с Гарри, которого решил пристроить в хорошую торговую фирму. Он нарочно увез его из Дюссельдорфа, чтобы оградить юношу от изнеживающей обстановки семьи и балованных товарищей. Самсону Гейне удалось определить сына в качестве ученика к банкиру Риндскопфу, одному из влиятельнейших во Франкфурте-на-Майне.

Пробыл Гарри в обучении у Риндскопфа очень нсдолю. В вежливом письме к Самсону Гейне банкир сообщил, что у Гарри "нет никакого таланта к делам". И в самом деле, банкирские операции нисколько не заинтересовали Гарри, чем он выводил из себя тупого и мрачного Риндскопфа. Как-то раз, вместо того чтобы вести счета в бухгалтерской книге, он нарисовал там как умел своего шефа, с толстым брюшком и косматой гривой, а под карикатурой подписал несколько стихотворных строк, осмеяв фамилию Риндскопф, что значит по-немецки "воловья голова". Такую дерзость банкир не мог вытерпеть и в тот же день прогнал Гарри.

Из конторы банкира юноша попал в подвал крупного оптовика, торговца колониальными товарами. Здесь уже не было изящной мебели и хрустальных чернильниц, находившихся в банкирской конторе. Гарри приходилось сидеть в темном складе на ящиках с мускатным орехом и мешках с кофе, отвешивать товары и следить за их упаковкой. Он имел дело с грубыми грузчиками и нетерпеливыми покупателями, которые понукали юношу, как старую клячу. Гарри охотно покидал душный, пропахший колониальными пряностями склад бакалейщика и бродил по Франкфурту. С благоговением стоял он возле дома на улице Гроссер Гиршграбен, ничем, казалось, не отличавшегося от многих таких же домов. Но здесь свыше полувека назад родился Гёте, чьими произведениями зачитывается Гарри. Часто перед ним вставали образы бунтарей Прометея и Фауста, Гёца фон Берлихингена и Эгмонда - героев Гёте, стремившихся уничтожить насилие и освободить людей от рабства.

Гарри стоял перед домом Гёте, представлял себе, как в былые дни открывалась тяжелая дубовая дверь и из нее выходил вдохновенный юноша с гордо поднятой головой, в чертах лица которого было нечто от олимпийцев.

"Счастливец! - думал про него Гейне. - Его никто не принуждал идти путем, который был ему противен. Да это и понятно: он - сын франкистского патриция, а я..."

У Гейне не раз являлось желание побывать у Гете...

может быть, показать ему свои стихи. Но ведь Гёте уже давно жил в Веймаре, был министром герцога Веймарского. Что ему какой-то Гарри из Дюссельдорфа? И вместе с тем Гейне решил, что, как только представится возможность, он побывает у Гёте.

Чем больше Гарри жил во Франкфурте, тем тяжелее и ненавистнее для него становился спекулятивный и торгашеский дух этого города. Гейне шутил, что здесь все торговцы продают товары на десять процентов ниже фабричной цены и все же получают барыш. Так он высмеивал обман и изворотливость франкфуртского купечества.

Глядя на гордое здание знаменитой ратуши Ремер, Гарри говорил, что здесь "покупают германских императоров тоже на десять процентов ниже фабричной цены".

Наряду с кварталами нового города Гарри видел во Франкфурте и живой отголосок средневековья: жалкие, узкие улицы, населенные еврейской беднотой. Лишенная всяких гражданских прав, она была загнана за ворота гетто [Гетто - часть территории (например, городской квартал), отведенной для принудительного поселения жителей по признакам расовой или религиозной принадлежности.] и не могла жить в других кварталах Франкфурта.

Здесь Гарри увидел те грубые приемы национального угнетения, которых не знала его родная Рейнская область.

Во Франкфурте Гейне впервые увидел настоящего, живого писателя. Молодой литератор Людвиг Берне, который впоследствии стал одним из крупнейших публицистов Германии, начинал свою деятельность во Франкфурте-на-Майне как театральный критик. Когда Самсон Гейне привез сына во Франкфурт, он сказал Гарри, указывая на человека с энергичным лицом, одетого в черный блестящий сюртук:

- Вот доктор, который пишет против комедиантов.