Гарри из Дюссельдорфа

Крылатый конь поэтической фантазии мчит Гейне в горы, где идет погоня за сбежавшим медведем Атта Тролем. При лунном свете проносятся тени волшебницы Абунды, богини Дианы-охотницы, библейской Иродиады, несущей окровавленную голову пророка Иоканаана.

Гейне говорит, что весь этот романтический карнавал, описанный им, — лишь бесцельная игра поэтической мысли. Но это маскировка. Каждый внимательный читатель понимал, что под романтическими образами поэмы кроется большая социальная цель — осмеять не самые идеи переустройства общества, а те нелепые медвежьи шкуры, в которые подчас наряжают эти идеи. Гейне отвечал здесь тем врагам — и националистам, и крайним радикалам, — которые бросали поэту обвинения, что он неустойчив в своих взглядах, что он «талант, но не характер». В восьмистрочной эпитафии на могилу Атта Троля Гейне язвительно писал:

Троль. Медведь тенденциозный,
Пылок, нравственен, смиренен, —
Развращенный духом века,
Стал пещерным санкюлотом.

Плохо танцевал, но доблесть

Гордо нес в груди косматой,
Иногда зело вонял он, —
Не талант, зато характер.

В начале 1843 года поэма «Атта Троль» появилась в журнале «Элегантный мир», издаваемом Генрихом Лаубе, который за три года до этого вернулся из Парижа в Германию. Гейне показал, что он не только «талант, но и характер». Одновременно с «Атта Тролем» поэт создал ряд «Современных стихотворений», где четко определилась программа действий революционного поэта. В стихотворении «Доктрина» Гейне обращался к собратьям по перу:

Буди барабаном уснувших,
Тревогу без устали бей!
Вперед и вперед продвигайся —
В том тайна премудрости всей.

И Гегель и тайны науки —

Все в этой доктрине одной;
Я понял ее, потому что
Я сам барабанщик лихой!

В стихотворении «Тенденция» Гейне выдвигает свой идеал политической лирики в противовес вялым стихам мелкобуржуазных стихоплетов:

Будь не флейтою безвредной,
Не мещанский славь уют —
Будь народу барабаном,
Будь и пушкой и тараном,
Бей, рази, греми победно.

С детских лет в представлении Гейне звук барабана был воплощением революционного призыва, а французский барабанщик Ле Гран — символом революции. В 40-х годах в поэзию Гейне мощно ворвался барабанный бой, и сам поэт стал «лихим барабанщиком» грядущей революции.

Старый незнакомец

Невысокий человек с копной черных волос, выбивавшихся из-под шапки, сдвинутой набок, пристально посмотрел на Гейне, прошедшего мимо него по небольшой улочке на парижской окраине. Незнакомец, сделав несколько шагов, остановился, вернулся обратно, чтобы снова встретиться глазами с удивленным поэтом. В странном волнении он подошел к Гейне и спросил прерывающимся голосом:

— Вы… сударь… не узнаете меня? Мне кажется…

Гейне, в свою очередь, щуря близорукие глаза, стал вглядываться в прохожего. Он сказал нерешительно:

— Ваше лицо мне будто знакомо. Но, простите, не могу вспомнить, где я вас видел.

Незнакомец тихо, почти таинственно произнес:

— Церковь Сен-Мери… Статуя святого Себастиана…

Лицо Гейне озарилось воспоминанием. Конечно, конечно, он припомнил все — и похороны генерала Ламарка, и уличные бои, и неожиданную встречу с молодым рабочим, искавшим убежище в церкви Сен-Мери. С тех пор прошло уже десять лет, и Гейне, может быть, не узнал бы его…

— Как же вы меня запомнили? — спросил поэт.

Рабочий улыбнулся:

— Таких людей, как вы, не забывают. Кто бы вы ни были, вы мой спаситель. Позвольте пожать вам руку.

И тонкая, почти женская рука поэта очутилась в крепкой жилистой руке рабочего.

Гейне узнал, что рабочего зовут Анри Торсель, что он работает здесь же в предместье Сен-Марсо, в мастерской по обработке металла, а живет совсем близко, в соседнем домике. И, недолго думая, Гейне согласился зайти к гостеприимному Анри.

По дороге поэт рассказал старому незнакомцу о себе, добавив:

— Я немец, но вот уже много лет живу во Франции и считаю вашу страну моей второй родиной.

Анри Торсель привел Гейне в маленький дворик, поросший чахлой травой, вытоптанной ребятишками. На протянутых веревках сушилось белье. Потрескавшиеся стены домика, обвалившаяся штукатурка, сквозь которую проступали гнилые доски, жалкая утварь, валявшаяся у порога, зловонная навозная куча в углу — все говорило о бедности здешних обитателей.

Анри заметил грустное выражение на лице Гейне и сказал:

— Вы не привыкли ко всему этому, но что же делать?