Гарри из Дюссельдорфа

Такая насмешливая, ироническая концовка раскрывала смысл стихотворения, показывала непрочность капризной и жестокосердной любви. Поэт умел передать и горькое чувство разочарования, и трагедию одиночества:

На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна,
И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим
Одета, как ризой, она.
И снится ей все, что в пустыне далекой,
В том крае, где солнца восход,
Одна и грустна на утесе горючем
Прекрасная пальма растет.

Романтическая грусть, глубина чувства придавали поэзии Гейне особое, неповторимое обаяние. Он много говорил о непонятости и об одиночестве, а сердце поэта искало дружбы и подлинного товарищества.

Когда осень позолотила листья берлинских парков и все чаще стал сеять мелкий дождь, Гейне, охваченный тоской, решил навестить друга — Эвгена фон Брезу. Тот жил теперь в Польше и в каждом письме звал к себе Генриха.

Гейне пробыл несколько недель у Эвгена, в поместье его родителей. Быстро прошли дни сердечного и глубокого общения с другом, страдавшим от вынужденного безделья в деревенской глуши. Генрих видел роскошь шляхетских пиров, шелк и бархат польских магнатов и рядом с этим — жалкие деревни с глиняными домиками, крытыми соломой, бедных крестьян, гнущих спину перед своими панами. Все это угнетало поэта. Он понимал, что и за пределами Германии народ живет в нищете и трудится на других. Гейне задумал написать очерк о Польше. Он надеялся, что ему удастся высказать мысль об аристократии, как о жестокой и грозной силе, против которой должен выступить народ и в Германии и за ее пределами. Быть может, прусские цензоры будут милостивее к нему, если дело касается Польши. Свои наблюдения над жизнью и образом мыслей поляков Гейне тщательно записывал. Он отмечал глубокие патриотические чувства польского народа и его стремления к свободе. «Любовь к отечеству у поляков — великое чувство, в которое вливаются все прочие чувства, как река в океан, — записывал Гейне. — Если отечество — первое слово поляка, то второе его слово — свобода. Прекрасное слово! Но… свобода большинства поляков не божественная, вашингтоновская; лишь незначительное меньшинство, лишь такие мужи, как Костюшко, понимали и стремились распространить ее. Многие, правда, с энтузиазмом говорят об этой свободе, но не собираются освободить своих крестьян».

Из таких записей возник очерк «О Польше», который появился в «Собеседнике», значительно смягченный цензурой. Но и в таком виде он вызвал озлобление прусских аристократов. «Эта статья сделала меня смертельно ненавистным у баронов и графов», — признавался Гейне в письме к своему другу Зете.

Перед отъездом из Берлина Гейне подготовил новую книгу и решил передать ее издателю Дюмлеру. Она называлась «Трагедии вместе с «Лирическим интермеццо». Вернувшись в столицу, Гейне в январе 1823 года отправил рукопись Дюмлеру с письмом, где характеризовал свои стихотворения как «цикл юмористических песен в народном духе». Поэт добавлял, что «образчики их печатались в журналах и своей оригинальностью вызвали интерес, похвалы и горькие упреки… О своей поэтической ценности я, конечно, не могу судить. Замечу только, что поэзия моя пользуется необычным вниманием во всей Германии и что даже враждебная резкость, с которой о ней кое-где говорили, является неплохим признаком».

Дюмлер согласился напечатать книгу Гейне. Поэт переживал радостное чувство, читая корректуру; вносил исправления в отдельные строки, иногда менял последовательность стихотворений «Лирического интермеццо», добиваясь логического перехода от одной песни к другой. В литературных салонах Гейне выступал смелее, охотнее читал стихи, выслушивал похвалы, а порой и попреки. Некоторые не понимали его резких переходов от пафоса и возвышенного стиля к иронической шутке, насмешке над косностью быта, мещанской узостью, дворянским высокомерием. Во всяком случае, было ясно одно: Гейне стал заметным человеком в литературной среде Берлина. Круг его знакомых расширился. Он сблизился с Адальбертом Шамиссо, своеобразным поэтом и прозаиком. У Гейне было нечто общее с Шамиссо. Оба относились отрицательно к тем романтикам, которые искали свой идеал в прошлом. Познакомился Гейне с Ламот Фуке, автором фантастической повести «Ундина», с видным юристом Гансом, с другими учеными и писателями.

Гейне уже не нуждался в покровительстве критиков и посетителей салонов, он сам старался поддержать молодые таланты. Правда, это далеко не всегда удавалось поэту. Когда он принес драму Граббе «Готланд» в салон Рахели Фарнгаген и сказал ей, что потрясен силой драматурга, она не разделила восторга Гейне.

— Прошу вас, — сказала Рахель Фарнгаген, — унесите скорее эту рукопись. От нее веет таким ужасом, что я не смогу уснуть, пока она будет находиться в моем доме.