Гарри Поттер для взрослых или КАК ОНО БЫЛО (СИ)

Экспозиция была посвящена Блокаде Ленинграда. В музее звучала скорбная музыка. На одной из стен демонстрировалась кинохроника военных лет. Плёнка шипела, изображение было с пробелами. Снегг присмотрелся: закутанная в платки, по снегу шла женщина. Она тянула за собой санки, на которых лежал ребёнок лет двух. Он был мёртв. Следующий кадр — очередь за хлебом. Длина её казалась неизмеримой. Лица людей, получавших по куску чёрного хлеба, почерневшие, безразличные. Картинка фильма снова переменилась. Северус увидел большеголовых скелетообразных дистрофиков со вспученными животами. Руки — веточки, ноги — палочки, рёбра можно пересчитать — все они на приёме у врача. После очередной чёрно-белой паузы взгляду открывался ров, заваленный истощёнными до крайности мертвецами. Надо рвом стояли гитлеровцы в щёгольской военной форме и начищенных до блеска сапогах. Они глумливо улыбались, глядя, как некоторые из жертв в этом месиве тел ещё подают признаки жизни. Северус вышел на воздух. „И к этой чудовищной бойне причастна чуть! Маглы об этом и не догадываются!“ Он ощутил рядом присутствие другого человека. Это был русский таксист. Молча они дошли до машины.

— Сергей Иванович, — протянул руку таксист.

Северус не помнил, чтобы называл ему своё новое имя. Он с недоумением смотрел в лицо уже немолодого человека, изборождённое глубокими морщинами. Тот пояснил:

— Меня зовут Сергей Иванович… Целый день с тобой бултыхаться будем — так что познакомиться не помешает.

— Меня тоже зовут Сергей Иваныч, — буркнул Северус.

— О! Тёзки, значит! — хохотнул словоохотливый водитель. — Ну, теперь слушай… я тут гидом повыступаю малехо. Мы выезжаем на Московский проспект — одну из крупнейших магистралей города. Слева и справа здания Московского универмага. Это станция метро „Московская“. Там, за фонтаном, Московский райсовет. Перед ним памятник Ленину. Далее — Московский Парк Победы. Если хочешь, выйдем, погуляем, — он посмотрел на Северуса в зеркало (тот покачал головой). — Да там и смотреть-то особенно нечего… аллею Славы, разве что. Вдоль неё установлены бюсты героев Отечественной войны. Меня там в пионеры принимали — это что-то вроде ваших бойскаутов… Я ведь коренной ленинградец — сейчас говорят „петербуржец“. Вся моя жизнь — в городе на Неве.

— Нева — наша главная река. Недлинная, но полноводная, — тут же пояснил водила. — Сейчас, когда дамбу сделали, наводнения хоть и случаются, но уже не такой разрушительной силы — как, скажем, году этак в 1824-м. Это наводнение ещё Пушкин описал в „Медном всаднике“. Ну, мы его сегодня ещё увидим.

— Кого? — спросил Снегг. — Пушкина?

Водитель расхохотался.

— Ты что, приятель! Пушкин давно умер. Его застрелил Дантес. На дуэли. Из-за Гончаровой.

— Из-за кого? — сглотнул Северус.

— Ну, из-за жены своей. Дантес — французский посланник — положил глаз на жену Пушкина, Наталью Гончарову. Александр Сергеевич, знамо дело, такого стерпеть не мог. Кровь его негритянская забурлила — и давай стреляться. Только сам под пулю-то и попал.

— Так этот ваш Пушкин негр был, что ли? — совсем запутался Северус.

— Пушкин — великий русский поэт, — назидательно произнёс Сергей Иванович.

— Вы же сами сказали „негритянская кровь забурлила“…

— Я что-то не пойму, по-русски ты здорово балакаешь, а ничегошеньки из нашей истории не знаешь, — сердито прервал его новый знакомец. — Александр Сергеевич был не то чтобы негр… Дед его, Ганнибал, тот, действительно, африканец по происхождению. Его царь Пётр Великий ещё арапчонком к себе на службу взял. Воспитал. Дал чин дворянский. Вот от Ганнибала-то и пошло потомство с горячей кровью… На Мойке, если тебе интересно, это всё подробно рассказывают.

Зачем и где в процессе мойки рассказывают о русском прославленном поэте, для Северуса опять-таки осталось загадкой, но уточнять он не стал.

— Сейчас мы проезжаем мимо крупного промышленного предприятия „Электросила“. Там у меня батя сорок лет оттрубил. Теперь и не знаю, чем они там занимаются… Утюги, наверно, делают, — недовольно проворчал Сергей Иваныч.

Чем плохи утюги, тоже оставалось неясностью (так же, как и почему для выпуска утюгов выстроен столь гигантский завод).

— Вот уже и Обводный канал. Раньше это был самый край Петербурга. Канал этот — что-то вроде сточной канавы. Все отходы сливаются в него. Он даже зимой не замерзает. Чуть левее — Балтийский и Варшавский вокзалы. Нет нужды туда ехать — один из самых муторных районов. Мы лучше в центр рванём. Там тебе поинтересней будет. Вот уже и Техноложка — большой технический вуз… А теперь я покурю. Устал.

Сергей Иванович откинулся на сиденье и задымил. Северус с любопытством оглядывал архитектуру города. Дома были большей частью серые. Улочки узкие. Юлия рассказывала, что где-то около года жила на Севере (он не выяснял, почему) и больше всего скучала не по друзьям и родственникам, а по Петербургу. Похоже, шофёр тоже искренне привязан к родному городу. И что в нём такого, в этом сдержанном, суровом городе? — нет ответа…