Гарри Поттер, эльфы, люди и притворщики (СИ)

Гарри непроизвольно унёсся воспоминанием в далекое прошлое, о котором никому не рассказывал: был в саду у тёти Петуньи один заросший участок, которого он, маленький Гарри, старательно избегал, потому что там царствовал Великий и Страшно Колючий Репейник. Непонятно как, но пятилетний Гарри видел в нём Ж-ж-жуткого Монстра, у него была оскаленная пасть, полная иглообразных клыков, и много-много рук-плетей, густо усаженных длинными шипами… Тётка Пэт недовольно покрикивала на него, в который раз приказывая ему прополоть тот участок, а когда Гарри в очередной раз упёрся и наотрез отказался делать ту работу, тётя ухватила его за руку и силком приволокла к зарослям чертополоха. Поставила Гарри и, надев перчатки, сгребла пук растений и срезала секатором. Детскую душу Гарри Поттера тогда охватил невероятный восторг перед тёткиным подвигом, это ж надо, какая у него храбрая тётя, не боится Великого Репейника! Но она взрослая и в перчатках, и вооружена секатором, а у него, Гарри, ничего нет. И он, чтобы решить эту проблему, воспользовавшись тем, что тётушка ушла на файф-о-клок к своим кумушкам-соседкам, выкрал из сарайчика перчатки и с их помощью прополол наконец-то тот злополучный участок. Секатор он не нашел, но и за перчатки ему досталось, ведь он, по-детски наивный, не подумал о том, что его диверсию выдадут зелёные пятна от травяного сока на перчатках. А детские варианты защитных перчаток не продаются в магазинах, потому что детей обычно не заставляют работать по-черному в саду. И отсутствие логики у тёти Гарри не понимал, если она хочет, чтобы он прополол сад от колючих сорняков, то почему не позаботится о защите детских рук?

Вот такие воспоминания проскочили у Гарри перед глазами, пока Северус сражался со своим персональным врагом, которого он боялся по каким-то своим причинам и которого нашёл, как победить. Когда Север выдохся и остановился, тяжело дыша и окидывая поле боя торжествующим взглядом, Гарри скинул мантию, свернул её и, прибрав, подошёл к брату и тоже окинул оценивающим взглядом поверженную крапиву, после чего задумчиво изрёк:

— Н-да… неплохо. А что в ней страшного для тебя, Северус?

Братишка, как ни странно, вопрос понял.

— Она кошмагная, злая и кусакая…

А потом, когда они вернулись в дом, маленький Север, радостно крича, побежал искать маму, звонко оповещая о том, что он “тепель не боится клапиву!” Лери выслушала мелкого воителя, полюбовалась мечиком, густо заляпанным крапивным соком и… попросила Гарри собрать ВСЮ крапиву, а то жаль, если она пропадет. Вот теперь Гарри окончательно и полностью прибалдел, зачем маме крапива? Не рубашки же из неё вязать, как в сказке про Эльзу?.. Но делать нечего, мама попросила — надо сделать, и Гарри, взяв корзину и перчатки, отправился в сад. Собрал, принёс на кухню и, по просьбе той же мамы, прополоскал крапиву и порезал-пошинковал, как салат, сложил в кастрюлю и залил водой, и только потом Лери его отпустила.

А на обед был подан зелёный суп под странным названием «щи», сваренный на курином бульоне, очень-очень вкусный, Гарри с трудом поверил, когда ему сказали, что суп сварен из крапивы. Да-да, из той самой крапивы, кошмарной, злой и кусачей. Просто невероятно…

А Северу на будущее, во избежание подобных эксцессов, Дог и Гарри сделали целую коллекцию деревянного оружия: мечи, щиты, топоры… Дог вырезал-выстругивал, а Гарри украшал, выжигал и вырезал узоры и гербы. В общем, течет жизнь, течет-перетекает. В саду росли цветы, найденные и пересаженные Михаэлем, пели и чирикали яркие птички-невелички, яркие-яркие, разноцветные, что твои драгоценные камушки. А среди них, как белая ворона, выделялся воробей, серый и неприметный, но именно ему всегда радовалась Лери, именно его приглашала-звала, для него готовила крошки и зерно. Назвала она его просто — Гришка. Гарри, да и все остальные не очень хорошо понимали лерину привязанность к серому воробышку и невольно ревновали, бесясь при этом от непонятной ревности к мелкой пичуге. А Гришка жил, летал и чирикал, и его задорное, незатейливое «чики-чик» да «чик-чирик» вскоре стали понятны и привычны обитателям Радужного и покоряли уже своей простотой. Пение честного русского воробья стало дороже и ценнее всяких там замудренных трелей кенарей и соловейников. В общем, все сами поняли Лери и сами начали уважать маленького воробышка и, выходя порой из дома, искали взглядом Гришку и радостно здоровались с ним, найдя его на конюшне или на ухе какой-либо лошади. Чаще воробей сидел на голове или спине Леголаса, мышастого скакуна… Такая вот птичье-лошадиная дружба зародилась.

У Северуса, впрочем, тоже появился дикий друг. Однажды ему для какого-то зелья понадобился волос фестрала, и он спросил супругу, водятся ли они здесь. Деянира ответила, что о фестралах она ничего не слышала и кто это вообще? После обстоятельного описания она ненадолго задумалась и спросила:

— А волос из хвоста чёрного единорога подойдет?