— Простите, — пробормотал Гарри. Он спешился и принялся распутывать клубок, который образовался из сбруи трех лошадей, искоса наблюдая за тем, как Ровена меланхолично расправляет свой белоснежный плащ (такой же, как у Валери) и отбрасывает длинные косы за спину. Интересно, что они оба делали ночью в Лесу Теней? На завтраке их не было, и, кажется, Дин сегодня говорил что-то о том, что Невилл не ночевал в своей комнате, вызвав бурю восторгов и слухов по всем гриффиндорским спальням. Не тренировались же?
Гарри скосил глаза на пояс Ровены. Она привычным жестом придерживала меч на серебристой перевязи. Голубые камни переливались на старинных кованых ножнах. Затем парень перевел взгляд на Невилла. Тот был как огурчик, и уже приобретшей кое-какой опыт рукой сдерживал приплясывающего на месте скакуна.
Подъехала Валери.
— Доброе утро, миледи Рэйвенкло.
— И вам доброго утра, леди Валери, — Ровена рассматривала мисс Эвергрин с каким-то странным выражением слегка приглушенной на лице жалости. Валери, напротив, держалась подчеркнуто гордо, что всегда было ей свойственно в присутствии леди Рэйвенкло. Валери всегда была вежлива с Ровеной, и иногда Гарри даже казалось, что обе молодые женщины исподтишка разглядывают друг друга.
— Время настало? — тихо поинтересовалась Ровена, испытующе блеснув синими гладами из-под пушистых ресниц.
— Да, — равнодушно уронила Валери.
— Я говорила вам, леди Валери, что всегда есть выбор… — так же предупреждающе тихо продолжила Ровена, и Гарри мог поклясться, что в этот момент она тщательно просматривает мысли в голове мисс Эвергрин.
— Простите, леди Ровена, но, возможно, я не так смела, как вы, — сухо заметила Валери. — К тому же когда вы принимали самое важное в вашей жизни решение, за вашу юбку не цеплялись сто пятьдесят малых детей, верно?
— Что ж, тогда удачи, — высокомерно вскинула голову Ровена. Несмотря на свою явную молодость, эта дама явно не любила, когда ее советами пренебрегают. Она нетерпеливо вырвала повод своей лошади из рук Гарри и понеслась в сторону Хогвартса.
Невилл и Гарри обменялись непонимающими взглядами, а потом Невилл, виновато махнув остальным на прощание, пришпорил коня и поехал вслед за Ровеной Рэйвенкло. Его грузноватая фигура немного неловко раскачивалась в седле, а слегка длинноватый для него меч в ножнах периодически шлепал его по боку.
— Мы задержались, — мрачно прокомментировала Валери, подтолкнув животное Гарри. — Надо торопиться.
Ехать было ужасающе неприятно. Рон не разговаривал с Гермионой, Сьюзен не разговаривала с Гарри, Малфой не разговаривал ни с кем, а после того, как Валери настигла его в тот момент, когда он уже собрался улизнуть в обширные кусты папоротника, и заставила ехать в двух шагах от себя, Драко угрюмо ей подчинился, но с этого момента ни на секунду не снимал правой руки с эфеса меча. Джинни, угнетенная всеобщим смятением и дурным настроением, тоже молчала. Все девушки ехали, сбившись в кучку, и лишь изредка перебрасывались словом-другим, их тоже поглотил страх перед тем, что им предстояло увидеть на Инисавале.
Гарри тоже не знал, чему верить. С одной стороны, он не мог себе представить, что Глориан Глендэйл, с которым они еще, казалось, так недавно слушали тихий вековой шепот ветра в черных менгирах, может поднять на него меч в отместку за то, что он, Гарри, по незнанию и случайности попал туда, куда ему не следовало попадать. В конце концов, это с ним происходило не впервой. С другой стороны, блеск меча, с чавканьем входящего в глотку огромному лесному троллю, так просто не забудешь.
Да. Эльфы. Неумолимы, как смерть, кажется, это пришло ему в голову так давно.
Их путешествие напоминало похоронную процессию. Странно было ехать рядом с Роном и не иметь возможности переброситься с ним хоть словом. Странно было не слышать уверенной болтовни Гермионы и вместо ее вечно ищущего, любопытного взгляда натыкаться на опустошенное каким-то слишком большим для нее чувством лицо. Странно было ехать рядом с Драко Малфоем и признаваться себе в том, что где-то в глубине души ты боишься смерти так же, как и он сейчас.
И страшно было видеть покойное, умиротворенное лицо Валери Эвергрин, женщины, которой ты восхищался, которая казалась тебе похожей на древних героинь старины, дух которой, ты считал, невозможно сломить ничем, на магическую силу которой напоролся даже Вольдеморт и почти потерпел поражение, и видеть, как по ее щеке воровато сбегает предательская слезинка и падает, растворяясь в белом, так похожем на подвенечный, шелке. Сильная — да. Но — всего лишь женщина. И — несчастная.
Но страшнее всего было ехать с девушкой, от одного вида которой у тебя сжимается сердце, а потом взлетает куда-то высоко-высоко и поет, точно первый соловей этой весной, и не говорить ей ничего, и спотыкаться об ее холодные и серые как камни глаза, и думать, что ты готов продать душу за то, чтобы она тебя простила.