Гарри Поттер и Лес Теней. Альтернативное окончание.

«Огонь», - равнодушно подумал Гарри, и тут же мир взорвался алым, багровым, рубиновым, кирпично-красным. Горячая округлая тяжесть легла ему в руки, плечи тут же заныли, зато вернулось зрение.

Мир продолжал крутиться перед глазами, а может быть, вращался сам Гарри. Прозрачно-бледное лицо Сью с отрешённым взглядом проплыло перед ним – Сью в кругу, осознал он – сосредоточенный взгляд Рона, бисеринки пота на лбу Гермионы, каштаново-рыжая шевелюра Джинни…

Снежно-белый с кроваво-красными проблесками туман меж их ладоней, вытянутых вперёд – к нему, Гарри. Восемь рук, сжимающих четыре кельтских святыни. И его две руки – с радужным, как фазаний хвост, шаром в них.

Яйцо.

Это оказалось яйцо, и судя по пляшущим в его глубине искоркам, кто-то из этого яйца готовился вылупиться. Гарри понял, что должен помочь этому существу. Он осторожно стиснул яйцо в ладонях, нежно дохнул на него. Жар, шедший от скорлупы, не опалял, но пронизывал тело насквозь, так что Гарри казалось, что весь он сам светится изнутри, как кусок раскалённой стали – хоть спички зажигай. Отвечая на вздох, скорлупа поддалась, промялась, как горячий воск, стекла по запястьям сияющим золотом.

И на ладони у Гарри оказался птенец Феникса. Птенец встрепенулся, отряхнул влажные перышки, и, к восхищению Гарри, вдруг раскрыл клюв и запел.

Гарри никогда не слышал ничего подобного: эти звуки, казалось, проникают в самую суть вещей, любых - и в сердцевину неодушевленных гранитных камней, что составляли стены Хогвартса, и глубину человеческих душ, даже самых ожесточенных и жестокосердных. И вместе с песней Феникса душа Гарри тоже летела, как на крыльях, внимая происходящему вокруг.

Он видел Валери Эвергрин, прижавшую к груди руки в нехарактерном для нее беспомощным жесте, она вперила взор во что-то за спиной Гарри и шептала какие-то слова; видел замершего, потрясенного Гриффиндора, побледневшую от волнения и сопричастности Ровену, остолбеневшего с раскрытым ртом разведчика; видел Квинтуса, лихорадочно строчащего в своём свитке… Гарри даже видел, что именно пишет в этот момент Тео, словно слова эти горели прямо перед ним.

Тео писал: «И из этой красы неземной родился тогда первый феникс, и запел он предивно, вдыхая в сердца всех волшебников Великую Силу Жизни, что проистекает из Вечности…»

- Отвлекись ненадолго, маг, - слегка насмешливо произнес грудной женский голос, - у меня не так много времени, а как я понимаю, вы творили волшбу не ради праздного любопытства. Вы в опасности, и в большой, не так ли?

Гарри обернулся и ахнул: призрак. Напротив обретался призрак, настоящий призрак белокурой женщины; в средневековье Гарри совсем от них отвык. Хотя и раньше он никогда не видел столь прекрасных призраков, тем более, одетых с такой царской роскошью. Длинное платье отливало серебром и золотом, рассветно-розовым и пепельно-сиреневым, расшивавший его жемчуг играл и переливался. Унылый серые гранит стен, просвечивая сквозь пышные складки, казался еще унылее.

- Кто ты? – спросил он, заглядывая в лилово-синие, невозможного эльфийского цвета, глаза незнакомки. Огромные, они смотрели прямо в душу, одновременно ласково и испытующе пронзительно.

- Я Вивиан, Владычица Озера, - отозвался призрак глубоким контральто. Жемчужная сетка охватывала лоб волшебницы, стягивая волосы, которые на спине струились освобожденным светлым водопадом до самых пят, окутывая фигуру женщины серебряным плащом.

- Вивиан? – переспросила Гермиона, словно это имя что-то ей говорило. - Владычица Озера? Это про вас говорили эльфы?

Гриффиндорцы и Сью не сводили глаз с призрака, всё остальное виделось как сквозь туман, медленно плыла снежная карусель, вальсировали снежинки … или хлопья тумана, скрадывая очертания стен и лица. Время остановилось для всех, кроме их пятерки – замок и его обитатели замерли, застыли как в детской игре «Замри».

- Вы все так молоды, - молвила волшебница, переводя взгляд с Джинни на Сью, затем на Гермиону, с нее на Рона, - но во всех вас чувствуется Сила, способная пробудить Стихии к жизни, она своя у каждого из вас. Если бы вы родились в мое время, время повелителей Камней и Деревьев, - мечтательно продолжила она, встречаясь глазами со Сьюзен, - тебе, девочка, покорялись бы все создания, имеющие корни и стебли, от малой былинки до могучего дуба; в тебе сила, на которую откликнулся Белый Ясень Игдрасиль. От твоего слова, – по граням кристалла Гермионы пробежало пламя, - сдвигались бы горы и трескалась от жажды и засухи земля, а ты, - Владычица улыбнулась серьёзной Джинни, - возвращала бы мертвую землю к жизни, поя ее водой из ручьёв и водопадов, тебе ведомы тайны озерных и морских глубин… - поверхность волшебного кубка затуманилась. Волшебница повернулась к Рону, ждавшего ее новых слов с открытым ртом.