Увидеть, как женщина, которую он любил, капризная и вздорная, непредсказуемая и порывистая, тихо и неподвижно лежит среди ослепительно белых простыней. С этим чёртовым ангельским спокойствием на лице…
Он всего один раз взглянул на это кроткое, умиротворённое лицо – какого он никогда не видел у неё при жизни. И ему этого хватило – настолько хватило, чтобы заречься повторять этот опыт. Сегодня он свой зарок нарушил… и сейчас увидит то, что осталось от Валери Эвергрин, куклу, так жутко на неё похожую. Вздох застрял в горле рыбьей костью. Ему было бы легче, если бы он мог чем-то помочь ей, он готов был не смыкая глаз, днём и ночью искать, пробовать, смешивать, настаивать, кипятить, пытаясь найти зелье, которое разбудит её. Но его и этого лишили, оставив ему лишь возможность наблюдать – а он не мог, просто не мог, поэтому только сейчас заставил себя прийти сюда и увидеть это.
Взгляд словно приклеился к окну и стоящей на подоконнике банке с увядшими розами. Фу. Мёртвые розы – что может быть отвратительнее? Взмах палочкой – розы испарились. По неосторожности вместе с банкой. Неужели ей нравились розы? Не верю… Поражаясь приступу собственной сентиментальности, он вновь поднял палочку и сотворил ворох асфоделей. Цветы не должны стоять в вазах, это неестественно и пошло, они никогда не растут аккуратными вениками, поэтому он просто швырнул их на подоконник, часть рассыпалась по полу. Нежный терпкий аромат потёк по комнате. Весна… Весна в Хогвартсе, поляна с асфоделями, глупое выражение на лице Поттера, застуканного за поцелуями с его бесцветной подружкой…
Что там советовала книжка? Считать её живой, но просто спящей и разговаривать с ней, как ни в чём ни бывало? Судорожно вздохнув, Снейп присел на край кровати, с содроганием взял в свою её безвольную руку, расслабленно вытянутую вдоль тела. Теплота этой руки успокоила его, и он произнёс, слыша, как хрипло звучит его голос:
- У Поттера завтра день рождения… (Ну и маразм!)
Дальше пошло чуть легче:
- Я купил ему подарок. Надеюсь, он не разнесёт его вдребезги в первую же неделю… (Честно говоря, нисколько не сомневаюсь, что так оно и будет!)
Ему показалось, или рука в его ладони чуть дрогнула?
Он наклонился, испытующе всматриваясь в тени от ресниц, в подрагивавшие при выдохе крылья носа, в нежные, но твёрдые очертания розовых губ.
«Нет, приехать сюда было плохой идеей», - решил он, борясь с нахлынувшим исступлённым желанием надавать ей пощёчин, встряхнуть, и трясти, трясти изо всех сил, пока не оторвётся болтающаяся, как у марионетки голова, не остановится сердце…
Всё, что угодно, но только не эта неподвижность!
Не выдержав, он отвёл взгляд в сторону – и увидел стойку капельницы, и тянущийся от неё к руке Валери катетер с прозрачной жидкостью... И всё разом встало на свои места. Поразившее его с самого начала отсутствие в комнате колдомедика объяснялось очень просто: врачи сочли нерентабельным и далее тратить человеческие ресурсы на эту пациентку. Волшебник, поддерживающий силы другого волшебника, находящегося в коме, являющейся последствием магического воздействия, гарантировал полное сохранение магических способностей к моменту пробуждения – в отличие от маггловских средств. Но капельница была куда дешевле… Торчащая из вены трубка означала одно – на Валери Эвергрин, авроре и перспективном сотруднике отдела Тайн, поставили крест. Надежды больше нет. Вот на что намекал в последнем письме Дамблдор!
Как там говорилось: обнимать? Вести себя, как будто она живая? Повинуясь секундному порыву, профессор рывком приподнял Валери за плечи и принялся трясти беспомощное тело, не обращая внимания, как опасно раскачивается стойка капельницы.
- Проснись, - сдерживающее начало оставило его, и он рычал сквозь зубы, как раненый и разъярённый зверь. – Ты не можешь, не должна лежать тут, как неживая, будто тебе на всё плевать! Очнись, я прошу тебя, ты же сильная, я не верю, что ОН мог тебя уничтожить!
Потом он опомнился и ощутил тупой укол совести. Приоткрывшийся нежный рот, страдальчески взлетевшие углом брови – как знать, какие терзания причинили ей его слова, особенно, если очнуться не в её силах? Говорят, для мёртвых мучительно, когда живые слишком долго скорбят по ним: душа не может освободиться и отправиться в положенное ей путешествие… Её душа… Пусть она будет свободна.
- Прости меня, - тихо прошептал он в золотистый завиток возле уха, бережно и нежно укладывая исхудавшее хрупкое тело обратно на постель. – Прости. Я не хотел сделать тебе больно. Я должен тебя отпустить, и… я больше не приду.
И снова – непонятно зачем и почему, он взял цветок асфоделя с подоконника и вложил в её истончившиеся пальцы.
Дежурный оторвался от игры, чтобы закрыть за ним дверь, попрощался – Снейп его не услышал: прочь, прочь отсюда! Куда угодно, только прочь: чтобы никогда больше не вернуться.