Мгновение спустя Гарри уже жалел об этом. Проклятия, которые она выкрикивала в адрес Азкабана, дементоров, авроров, Дамблдора, Люциуса, Бартемия Крауча, какого-то Ордена Феникса и вообще всех, кто стоял на пути её Тёмного Лорда, не подходили для общества молодых и чувствительных слушателей, а её смех резал только что исцелённые уши.
— Довольно, Белла, — наконец сказал Гарри, и её голос мгновенно оборвался.
Наступила тишина. Гарри опять накинул капюшон Мантии, просто на всякий случай. И в тот же миг он осознал, что у авроров мог быть телескоп или что-то в этом роде, невероятно глупо было снимать капюшон даже на мгновение. Оставалось надеяться, что он не провалил всю операцию одной этой ошибкой…
Гарри опять посмотрел назад и увидел, как Беллатриса озирается с растерянным и удивлённым выражением лица. Её голова вертелась во все стороны.
Наконец она спросила, уже более тихим голосом:
— Мой лорд, где мы?
— Мы на метле.
Руки Беллатрисы по-прежнему были пристёгнуты к метле, поэтому она указала только одним пальцем:
—
Гарри посмотрел в направлении, в котором указывал её палец и увидел… да в общем-то ничего…
И тут Гарри понял. Когда они поднялись достаточно высоко, оно уже не было скрыто облаками.
— Это солнце, дорогая Белла.
Голос Гарри не дрогнул, ответ Тёмного Лорда прозвучал совершенно спокойно и, пожалуй, даже чуть раздражённо. Но по щекам Гарри потекли слёзы.
Для запертого в холодной кромешной тьме солнце определённо было…
Счастливым воспоминанием…
Беллатриса продолжала вертеть головой.
— А эти пушистые штуки? — спросила она.
— Облака.
Беллатриса молчала некоторое время, а затем опять спросила:
— Но что они такое?
Гарри не ответил. Он не смог бы ответить спокойным голосом, это было невозможно. Он плакал, и его едва хватало даже на то, чтобы просто сохранять спокойное дыхание.
Через некоторое время Беллатриса выдохнула, так тихо, что Гарри с трудом её расслышал:
— Красивые…
Мышцы её лица медленно расслабились, нездоровый румянец исчез почти так же быстро, как и появился.
Истощённое тело Беллатрисы обмякло на метле.
Одолженная палочка безжизненно повисла на ремешке, привязанном к неподвижной руке.
Затем Гарри вспомнил, что Перечное зелье имеет свою цену.
В ярких лучах солнца неподвижная женщина казалась белой как мел. Какая-то часть Гарри кричала, что живой человек так выглядеть не может, она мертва, она только что произнесла своё последнее слово, профессор Квиррелл ошибся с дозировкой…
…или умышленно пожертвовал Беллатрисой ради их побега…
Гарри не мог разглядеть.
На метле было невозможно протянуть руку назад и проверить пульс.
Гарри посмотрел вперёд, чтобы убедиться, что они не врежутся сейчас в какие-нибудь летающие скалы, и продолжил держать курс на Солнце. Невидимый мальчик и возможно мёртвая женщина летели в день. Его побелевшие пальцы судорожно сжимали метлу.
Он не мог развернуться и сделать искусственное дыхание.
Он не мог использовать что-нибудь из своей аптечки.
Странно, очень странно, но даже безоговорочная вера в то, что профессор Защиты не собирался убивать аврора (потому что это глупо), не делала доводы профессора Квиррелла обнадёживающими.
Внезапно Гарри понял, что он ещё должен проверить…
Гарри оглянулся и прошипел:
—
Змея в ремнях не пошевелилась и не произнесла ни слова.
…Быть может, заклинания, наложенные на метлу, не защищали змею от перегрузок, поскольку она не считалась наездником. Или, возможно, дементоры подобрались так близко, что профессора Квиррелла вырубило даже в анимагической форме.
Это было плохим знаком.
Именно профессор Квиррелл должен был сказать Гарри, когда будет безопасно использовать портключ.
Гарри сжимал метлу побелевшими пальцами и думал, очень напряжённо думал несколько неизмеримо малых мгновений, во время которых Беллатриса могла дышать, а могла уже и не дышать, а профессор Квиррелл мог не дышать уже довольно долго.
И Гарри решил, что если он по ошибке вхолостую использует свой портключ, то это поправимо. А ошибку, из-за которой мозг останется слишком долго без кислорода, исправить будет уже нельзя.