Гарри Поттер и Орден Феникса

И Рон принялся ругать Мариэтту Эджком, что было Гарри только на руку: ему оставалось лишь сидеть с рассерженным видом, кивать и говорить: «Да-да!» и «Точно!», когда Рон переводил дух, а это вовсе не мешало ему размышлять, погружаясь во всё более глубокое уныние, о том, что он увидел в Омуте памяти.

На душе у него скребли кошки. Всю жизнь он свято верил, что его родители были прекрасными людьми, и потому ни секунды не сомневался в том, что злобные выпады Снегга в адрес его отца — чистейшей воды клевета. Разве другие, например Хагрид и Сириус, не говорили ему, каким замечательным человеком был его отец?

— Ну да, конечно, ты посмотри на самого Сириуса, — раздался у него в голове чей-то язвительный голос. — Неужто он был лучше?

Да, однажды он случайно услышал от профессора МакГонагалл, что его отец с Сириусом были в школьные годы порядочными смутьянами, но она говорила о них как о предшественниках близнецов Уизли, а Гарри не мог себе представить, чтобы Фред с Джорджем подвесили кого-нибудь в воздухе вверх тормашками просто ради забавы… разве что если бы по-настоящему его ненавидели… может, они и поступили бы так с Малфоем или кем-нибудь другим, кто действительно этого заслуживал.

Гарри попытался убедить себя в том, что Снегг заслужил мучения, выпавшие на его долю, но разве Лили не спросила: «Что он вам сделал?» — и разве Джеймс не ответил ей: «Пожалуй, всё дело в самом факте его существования, если ты понимаешь, о чём я»? Неужели Джеймс затеял всё это только потому, что Сириус пожаловался на скуку? Гарри вспомнил давнишний разговор с Люпином на площади Гриммо: по словам Люпина, Дамблдор назначил его старостой, рассчитывая, что он поможет ему обуздать Джеймса с Сириусом… но в Омуте памяти он просто сидел и смотрел на происходящее…

Гарри постоянно напоминал себе, что Лили всё-таки вмешалась — его мать вела себя достойно. Однако выражение её лица, когда она кричала на Джеймса, не давало ему покоя, как и всё остальное: Джеймс явно вызывал у неё отвращение, и у Гарри просто в голове не укладывалось, что после всего этого они могли пожениться. У него даже мелькнула мысль, уж не заставил ли её Джеймс выйти за себя силой…

Почти пять лет отец был для него источником утешения и вдохновения. Если кто-нибудь говорил ему, что он похож на Джеймса, Гарри преисполнялся гордости. А теперь… теперь при одной мысли об отце у него внутри всё точно съёживалось от холода.

Пасхальные каникулы близились к концу, и погода становилась всё более ветреной, тёплой и солнечной, но Гарри, подобно всем прочим пяти- и семикурсникам, сидел в четырёх стенах, листая учебники и то и дело наведываясь в библиотеку. Он прикидывался, что его плохое настроение вызвано лишь приближением экзаменов, а поскольку все его однокашники-гриффиндорцы тоже с утра до ночи корпели над книгами, никто не видел в этом ничего удивительного.

— Я к тебе обращаюсь, Гарри! Ты что, не слышишь?

— А?

Он поднял глаза. Джинни Уизли с волосами, растрепавшимися на ветру, подсела к нему за столик в библиотеке. Был поздний воскресный вечер. Гермиона отправилась в Гриффиндорскую башню зубрить древние руны, а Рон ушёл на тренировку по квиддичу.

— Привет, Джинни, — сказал Гарри, подвигая к себе книги. — Почему ты не на тренировке?

— Она закончилась, — сказала Джинни. — Рон повёл Джека Слоупера в больничное крыло.

— Зачем?

— Мы точно не знаем, но, похоже, он оглушил себя своей собственной битой. — Она тяжело вздохнула. — Ну да ладно… Я получила посылку, она только что прошла проверку по новым правилам.

Джинни положила на стол увесистый пакет в коричневой бумаге: видно было, что его разворачивали и потом аккуратно завернули снова. Гарри увидел на нём надпись, сделанную от руки красными чернилами: «Проверено и допущено к употреблению. Генеральный инспектор Хогвартса».

— Это пасхальные яйца от мамы, — сказала Джинни. — Для тебя тоже есть одно… На, возьми.

Она протянула ему красивое шоколадное яйцо в бумажке с узором из маленьких снитчей — внутри, под стать обёртке, оказался пакетик летучих шипучек. Гарри посмотрел на него и вдруг, к своему ужасу, почувствовал в горле комок.

— С тобой всё в порядке, Гарри? — тихо спросила Джинни.

— Да, всё замечательно, — хрипло пробормотал Гарри и сглотнул, превозмогая боль. Он не понимал, почему обыкновенное пасхальное яйцо вызвало у него такую реакцию.

— Последнее время ты прямо не в себе, — настаивала на своём Джинни. — Знаешь, я уверена: если бы ты просто поговорил с Чжоу…

— Мне надо поговорить не с Чжоу, — резко ответил Гарри.

— Тогда с кем же? — спросила Джинни.

— Мне…

Он огляделся, чтобы проверить, не подслушивает ли их кто-нибудь. За несколько стеллажей от них мадам Пинс выдавала большую стопку книг Ханне Аббот, у которой был абсолютно невменяемый вид.

— Мне надо поговорить с Сириусом, — прошептал Гарри. — Но я знаю, что это невозможно.

Ему не хотелось есть, но чтобы чем-нибудь заняться, он развернул своё пасхальное яйцо, отломил от него большой кусок и сунул в рот.