Гарри Поттер и осколок прошлого (СИ)

— Ты кто? — спросила я маленького черноволосого мальчика. Парень, презрительно хмыкнув, отвернулся. Ну, так дело не пойдет. Пацана надо перевоспитывать. Блондины-близнецы языка не знали. Понять их было невозможно. Я разрешила им поспать на своей кровати. Последним был Дарий Снейп. Ага. Сын Северуса Снейпа и Агнелии Блумн. Сирота лет с 5. Рос в приюте. До появления шута в лиловой ночнушке. Бывшего директора он на дух не переносил, но причин пояснить не желал. Ему было 15 лет. Родился в полночь. 29 февраля. Я так поняла, Смерть спасла его из погибающего мира и закинула сюда. Дел у нее, видите ли, много, поэтому свалила все на меня.

Длинные черные волосы с синеватым оттенком небрежно завязаны в низкий хвостик. Парень был выше меня (!) ростом и имел широкие плечи. Рядом с ним в груди что-то радостно отзывалось, вводя меня этим в ступор. Парень мечтательными глазами осматривал класс, и в его глазах прямо мелькали цифры. Что, почем, сколько, что можно сделать и так далее. Ох, чую, много с ним проблем будет. Но с маленьким брюнетом он нашел общий язык, и вскоре малыш устроился в углу на одеяле и уснул.

— Ну-с, дорогая. Когда баиньки? — предвкушающе спросил он и скрестил руки на груди. Я моргнула.

— Спи хоть сейчас, кто тебе мешает? Места много, — я кивнула на пол. — Располагайся, – он широко улыбнулся, обхватил меня руками, повалил на пол и нагло развалился на мне. Пока я возмущенно пыхтела, он ощупал грудь, нащупал… ее полное отсутствие и, горестно вздохнув, с укоризной посмотрев на меня.

— Что?! — возмутилась я.

— Да вот думаю. Тебе 18, верно? — спросил он, положив ладони мне на грудь, а на ладони свой подбородок.

— И?

— Вот. Если до восемнадцати лет прыщи так и не стали грудью, то не станут ими никогда. Поэтому сейчас я грущу и оплакиваю свою судьбу. В жены мне досталось чудо: не то парень, не то дева. Диво дивное родит, всех убьет и победит.

— ХАМ! — заорала я, все же выбравшись из-под этого урода.

— Точно. Зато целиком твой.

— Да ты офигел?! Ты ничего не попутал?! — разгневанно спросила я.

— Окаменей! — воскликнул он, и я замерла. В крайне неудобной позе. В поклоне, Мерлин!

Парень задумчиво обошел меня по кругу. Так же задумчиво полапал задницу. Заглянул в ворот рубашки и, возведя очи к небу, стал молиться Магии, прося у нее прощения за все грехи. А заодно и прося забрать это страшилище. И кивал в мою сторону.

— Скотина! — заорала я, освобождаясь от заклятия. От моей пощечины он упал и посмотрел на меня с полным изумлением, ощупывая челюсть. Дабы не свершить грех, я сбежала, напоследок громыхнув дверью. Мне нужно успокоительное! И срочно! Или топор.

====== глава 17 ======

Портрет основателя, перекрывший проход в главную гостиную змей, лишь насмешливо поднял бровь и усмехнулся. Пропускать он меня не собирался.

— Мне надо!

— Пароль, — ответил он, разглядывая меня с головы до ног. Я тоже себя оглядела и скривилась. Все было помятое и перекошенное.

— На себя бы посмотрел, дядечка. Эта бородка у вас напоминает мне козлиную. А ваша мантия на голое тело вообще ужас просто. Хоть бы камней с нее убрали. Не дева, чтобы цацками хвастаться.

— Оу, молодая леди. Видимо вас в детстве не пороли? Как вы разговариваете со старшими? — весело спросил он, поглаживая бородку. Козлиную. Я пожала плечами.

— А что, перед вами кланяться надо? Или приседать?

— Вам, леди, приседать. Это называется книксен. Или вы родились и выросли в хлеву?

— Считаются ли грифы свиньями, если вести себя за столом не умеют? А слизни скотиной, никогда не подающей руку помощи попавшим в неловкое положения леди? Или барсучата, которых кроме ковыряния в земле и навозе ничего не интересует? А вороны — обычные курицы, не замечающие ничего вокруг и только квохчающие над книгами? Тогда да, выросла в хлеву. Это я не отрицаю. А ваш портрет не в туалете, рядом с горшком, чтобы перед вами приседать, мой козлобородый друг.

— Смотрю, кое-кто уверен, что хамить портретам можно, и не боится возмездия. Я не виноват, что криворукие бумагомаратели нарядили меня в это! Я вообще не был в курсе о портрете! Но вы первая, кто осмелился мне об этом прямо сказать. Видно, Гриффиндорцы совсем обезумели. Ваши родители мало пороли вас. А ведь я был категорически против присутствия женской половины в пансионе для мальчиков! Так нет же… — ворчащий портрет, поливающий с грязью всех женщин и, в частности, Ровену, меня удивил. Чего-чего, а такого я не ожидала.

— Кхм. А вы женоненавистник, верно? Скажите, вы разделяете мнение предыдущего директора, считающего, что место женщин на кухне и что их надо лишать палочек и книг? — так действительно считал Блэк, бывший директор.

— Молодая леди, а вам не стыдно? — вдруг спросил основатель, чуть улыбнувшись. Я опешила.