– Даже не знаю, с чего начать, – пробормотал Фудж, отодвинул стул, уселся и пристроил на коленях зеленый котелок. – Ну и неделька, ну и неделька…
– Тоже не задалась? – сухо поинтересовался премьер-министр, надеясь тем самым дать понять, что ему и без чужих проблем хлопот довольно.
– А как же, конечно, – ответил Фудж, устало протер глаза и угрюмо воззрился на собеседника. – Все то же, что и у вас, премьер-министр. Брокдейлский мост… Убийства Боунс и Ванс… не говоря о кошмаре в Западном графстве…
– Вы… э-э… ваши… я хочу сказать, кто-то из ваших прича… причастен к этим… событиям?
Фудж довольно сурово посмотрел на премьер-министра.
– Разумеется, – сказал он. – Надеюсь, вы понимаете, в чем дело?
– Я… – смешался премьер-министр.
Потому он и не любил визиты Фуджа. Что за манеры? Ведь он, в конце концов, не кто-нибудь, а премьер-министр, и ему не нравится чувствовать себя школьником, не выучившим урок. Но так, увы, повелось с самой первой встречи в день его назначения. Он помнил все так же ясно, как если бы это случилось вчера, и знал, что забыть не удастся до самого смертного часа.
Он стоял один в этом самом кабинете, упиваясь триумфом – наконец, после стольких лет мечтаний и терзаний – и вдруг, совсем как сегодня, услышал кашель, обернулся и узнал от говорящего уродца, что с ним, видите ли, желает познакомиться министр магии!
Естественно, он решил, что сбрендил – долгая избирательная компания, выборы, перенапряжение – и до смерти перепугался, когда с ним заговорил портрет, но это были сущие пустяки в сравнении с явившимся без приглашения колдуном, который выпрыгнул из камина и сразу полез с рукопожатиями. Премьер-министр не мог выдавить ни слова, а Фудж тем временем любезно объяснял, что в стране по-прежнему тайно проживает множество колдунов и ведьм, однако беспокоиться на их счет не стоит: министерство магии берет на себя сокрытие оного факта от немагического сообщества. А это, втолковывал визитер, дело нелегкое, охватывающее решительно все, от установления правил пользования метлами до регулирования численности драконов (премьер-министр вспомнил, как на этом месте рассказа вцепился в стол). Затем Фудж отечески похлопал по плечу премьер-министра, которому никак не удавалось прийти в себя, и сказал:
– Не волнуйтесь. Очень может статься, что мы с вами больше никогда не увидимся. Только если у нас произойдет нечто совсем серьезное, угрожающее благополучию муглов – в смысле, немагическому сообществу. Вообще же наш принцип: «живи и давай жить другим». Кстати, должен сказать, вы ведете себя куда спокойнее вашего предшественника. Тот хотел выбросить меня из окна, решил, что я – происки оппозиции.
Премьер-министр наконец обрел дар речи.
– Так вы… не происки?
Это было его последней, отчаянной надеждой.
– Нет, – мягко ответил Фудж. – Боюсь, что нет. Смотрите. – И превратил чашку премьер-министра в хомячка.
– Но, – чуть слышно прошептал премьер-министр, глядя, как недавняя чашка отжевывает уголок его новой речи, – почему… почему мне никто не сказал…
– Министр магии представляется только действующему премьер-министру муглов, – сказал Фудж, пряча волшебную палочку в карман. – Мы придаем большое значение соблюдению секретности.
– Но в таком случае, – проблеял премьер-министр, – почему мой предшественник не предупредил меня?…
Фудж расхохотался.
– Дорогой премьер-министр, а вы собираетесь обо мне рассказывать?
Все еще давясь от смеха, Фудж бросил в камин какой-то порошок, ступил в изумрудное пламя и с шелестящим свистом исчез. Премьер-министр остался стоять неподвижно, понимая, что никогда в жизни и словом не обмолвится об этой встрече, ибо какой же дурак ему поверит?
Он не сразу оправился от шока. Вначале постарался убедить себя, что Фудж и в самом деле был галлюцинацией, вызванной предвыборным недосыпом. В тщетной надежде избавиться от неловких воспоминаний он осчастливил племянницу, подарив ей хомячка, и приказал личному секретарю снять изображение уродца, возвестившего о появлении Фуджа. Как ни ужасно, оказалось, что портрет снять нельзя. Когда нескольким плотникам, паре строителей, искусствоведу и канцлеру казначейства не удалось сорвать проклятую штуковину со стены, он решил оставить попытки. Вдруг повезет и картина тихо-мирно промолчит до конца его пребывания у власти? Иногда он готов был поклясться, что мельком видел, как обитатель портрета зевает, чешет нос и даже, раза два, куда-то уходит, оставляя за собой только грязно-коричневый холст. Впрочем, премьер-министр приучился не смотреть в ту сторону без необходимости, а если и замечал что-то странное, упорно считал это обманом зрения.