Гарри Поттер и… просто Гарри

Воспроизведя с помощью разных источников хронологию событий, всё действо разворачивалось так. После занятий Мортон притащил коробку в слизеринские подземелья, демонстративно потаскав её перед носом у Крэбба. Тот, естественно, не удержался и отнял у ребёнка конфеты. Но в защиту Крэбба стоит сказать, что тот не жадничал, и угостил всех желающих. Кто оказался среди желающих, можно было разглядеть невооружённым глазом…

Говорят, всё началось в библиотеке. Вейн зачем-то заскочила туда на секундочку — там и настиг её старина Грегори Гойл. И он попытался… нет, вы не поверите… он попытался прочесть ей стихи! Притом собственного сочинения. Как Ромильда не упала в обморок после такого, я не знаю, потому что где Гойл, и где стихи… Хотя кто знает, может у человека талант пропадает?

В попытке убежать от Гойла, она наткнулась на Крэбба. Тот, почуяв в своём друге счастливого соперника, тут же на него набросился. Ромильда получила отличный шанс сбежать от назойливых поклонников, пока те выясняли отношения, но сразу же за углом её настиг абсолютно счастливый Блэйз Забини, робко преподнеся ей букетик трансфигурированных ромашек, из которых изредка торчали зубчики бывших вилок…

Согласно свидетельским показаниям, Ромильда попятилась с испуганным выкриком «Мама!». Но тут началось самое пикантное. Мощным движением руки оттолкнув Забини, на арену выступила тяжеловес Буллсроуд с заявлением:

— Отвали, косоглазый метис, и не лезь в истинно женскую любовь!

Вот тут гриффиндорская храбрость дала трещину и Ромильда Вейн рванула с места на третьей скорости. Все жертвы её несравненного обаяния — за ней. Так они и оказались в Большом Зале, где как раз начинался ужин.

Это был фурор. Зрители плакали, как и я — от смеха. Профессура и старосты пытались поймать кампанию довольно долго. Снейп, бледный от гнева, быстро скумекал, что к чему и отправился к себе, готовить антидот. Пострадал то его факультет… МакГоноголл тоже была не в восторге от происшедшего, зато другие преподаватели откровенно хихикали. Дамблдора, собственно, не было.

Следствие по этому делу тут же зашло в тупик. По словам Гермионы (она присутствовала при этом) Снейп тут же набросился на Вейн и обвинил её в том, что она подлила Амортенцию. Та же, находясь в полуистеричном состоянии (Гермиона не даст соврать) крикнула Мастеру Зелий прямо в лицо:

— Зачем мне подливать Амортенцию вашим тупым слизеринцам?!

На этот сакраментальный вопрос даже у Снейпа не нашлось ответа. Очухавшиеся жертвы ничего толкового припомнить не смогли, только мрачный Забини сказал, что они ели шоколадные котлы. Откуда взяли? Дал Крэбб. По словам Гермионы, тот замялся и заявил, что нашёл бесхозный шоколад. Видимо, случилось чудо и в нём проснулись зачатки совести, так как не признался в том, что отнял шоколад у первоклашки.

Я блаженно развалился в кресле у камина в гриффиндорской гостиной с чувством выполненного долга. Лу сидела рядом и рисовала чернильных чёртиков разных размеров на куске пергамента. Когда в комнату вошли Гермиона, тщетно пытающийся скрыть хихиканье Рон, и злая как дьявол Ромильда, я продемонстрировал самую обворожительную улыбку из всех имеющихся в наличии.

Вейн яростно вытаращила на меня свои глаза и помахала сжатым кулаком в воздухе, видимо, представив, что это моя шея.

— Ты что-то хочешь мне сказать? — ласково спросил я.

Она издала какой-то нечленораздельный рык и убежала в свою комнату. Её проводили иронично-сочувствующими взглядами и среди присутствующих послышались смешки. Но под грозным взглядом Гермионы все заткнулись.

— А может, несчастная девочка страдает от неразделённой любви? — весело посмотрела на меня наша светловолосая бестия, — а ты с ней так жестоко?

— За что боролась, на то и напоролась, — выдал я приговор.

Сказать по-честному, угрызения совести меня не мучили.

Гермиона присела на подлокотник кресла, в котором сидела Лу и строго на меня посмотрела.

— Это твоих рук дело? — вопросила она меня.

— Вообще-то, — весело ответил я, — это её рук дело. И ты прекрасно знаешь, что на месте наших друзей-слизеринцев должен был быть я.

— А нельзя было обойтись без показательных выступлений? — тихо спросила Гермиона.

— Зато она отвадилась от меня на всю оставшуюся жизнь, — уверенно заявил я, — Она это заслужила. Нечего подбрасывать всякую дрянь. Пострадало только её самолюбие… ну и самолюбие жертв её чар, конечно.

— Гарри!

— Что, Гарри? Гермиона, они же у детей шоколад отнимали!

* * *

Данный инцидент обсуждали, конечно, ещё несколько дней. Хотя я должен был признаться самому себе, что подкинул Ромильде неплохой подарочек. Нет, дело не в том, что я уберёг её от одного лохматого очкастого парня в качестве бой-френда. Я обеспечил ей шикарную рекламу. Джинни мне сообщила, что популярность её после этого случая резко возросла. Симус даже приглашал её пару раз на свидания.

— Конечно, шоколад с зельем было очень подлым ходом, — стояла на своём Гермиона, — но я всё равно считаю, что надо было решить вопрос по-другому.

— Как? — не понимала Лу, — Гарри должен был подойти и сказать ей — отвали, ты мне не нравишься?