— Да, может, так будет лучше, — продолжил насмешливо Волдеморт. Было ощущение, будто его голос звучит прямо в моей голове, — может, ты даже не станешь сопротивляться… Я шёл по пути бессмертия, Гарри Поттер, я почти его постиг. Знаешь ли ты о хоркруксах?.. О, конечно, нет! Я разделил свою душу на столько частей, на сколько не решался не один волшебник до меня, и поместил в эти предметы. Видишь их? Они уникальны. Медальон Слизерина, кубок Хаффлпаф… Знаешь ли ты, как можно разделить свою душу? Убив кого-нибудь. Это такое прекрасное ощущение, но тебе не понять… С твоей смертью я связывал очень многое, я бы сделал последний хорркрукс, и они стали бы залогом моей вечной жизни. Гарантия бессмертия. Но твоя грязнокровная мамаша всё испортила! — почти с обидой в голосе заявил Тёмный Лорд.
Краем уха я слышал возню Крауча и Петтигрю по подготовке ритуала, но не упускал ни слова из речи моего главного врага. Он, как злодей из дешёвого боевика, любил поболтать перед дракой.
— Я стал совершенно беспомощен — самое слабое существо из всех живущих на земле… У меня не было надежды выкарабкаться… у меня не было тела… Но, впрочем, всё это оказалось поправимо. Я знал, что сделать, чтобы вернуть былую силу, но то что я узнал… то, что я понял… поразило меня. Только недавно я осознал, какую ошибку совершил, попытавшись тебя убить. Ты ещё не понял, Гарри Поттер?
Понимать я кажется начал, но вот осознавать как-то не хотелось. В желудке начал быстро разрастаться ледяной комок. А тот продолжал шипеть свои откровения.
— Чтобы меня убить, тебе бы пришлось найти все мои хоркруксы и уничтожить их. Один за другим. А потом уже меня самого. Но вот незадача! Тебе бы пришлось убить самого себя, потому что
— Всё готово, мой Лорд, — услышал я голос Барти Крауча.
— Начинай! — рявкнул Волдеморт.
Крауч начал нараспев произносить какие-то заклинания. Это был латинский, но мои знания в нём были слишком ничтожны, чтобы разобрать слова. И я должен был признать, что кое в чём Волдеморт был прав. Жить с частью его мерзкой душонки в себе действительно не хотелось.
Сначала я ничего не чувствовал, и поэтому у меня было несколько минут на осознание неопровержимого факта — сейчас я умру. В это не верилось до последнего. Я умру, а эта сволочь возродится, и начнётся новая война, и возможно, все мои друзья погибнут. Себя мне было не жалко, но от безысходности и отчаяния мне захотелось заплакать.
В это мгновения я понял, что рассыпанные вокруг меня предметы начинают подрагивать в такт к бьющимся ударам в моей голове. Всё сильнее и сильнее. Теперь уже голос Барти Крауча завораживал, и я уже ни о чём не думал.
Больно не было. Был лишь полный ужаса момент, когда я понял, что не могу вобрать даже глотка воздуха в свои лёгкие. Это смерть, — успел подумать я. А потом действительность рассыпалась передо мной ослепительными осколками, и я поплыл на волнах чего-то невесомого, но донельзя приятного, растворяясь, забываясь…
Будто бы я там присутствовал и видел эту поляну в окружении факелов. Себя, валяющегося в нелепой позе с вывернутыми руками, всего такого бездыханного, помертвевшего… Крауча и Петтигрю, крючившихся на земле и зажимающих свои левые руки… И тело мужчины, лет тридцати на вид, но с абсолютно седыми волосами и лицом, искажённым таким ужасом, будто то, что он увидел, убило его в один миг.
Глава Последняя, в которой всё возвращается на круги своя
…Мне снились лошади. Вороные и белоснежные, гнедые и в яблоках. Их было много. Они подходили ко мне, заглядывали мне в лицо, тыкались тёплыми губами в руки, ластились, словно кошки, и тихонько ржали, будто пытаясь мне что-то сказать. Я гладил их широкие шеи, разбирал пальцами спутанные гривы и прекрасно их понимал.
Пробуждение было похоже на въезд по ледяной горке вверх. Вжжжих — резкий вздох и я открываю глаза.
Темно. Так темно, что, как говорится, хоть глаз выколи. Для тех, кто не знает — просыпаться в абсолютно непроницаемой темноте очень страшно. Крайне трудно понять, пришёл ты в себя или ещё нет. И меня посетила жуткая мысль — я отключился, все подумали, что я умер и меня похоронили. Представив, что я лежу в гробу, у меня мурашки по спине поползли, и я со страхом вытянул дрожащую руку вверх.
Вздохнул с облегчением — пространства надо мной было много, и по бокам тоже. Только вот руки меня плохо слушались и тряслись, как у бывалого алкоголика.