Великанище развалился на диване, который просел под его тяжестью, и начал выкладывать из карманов плаща разные вещи: медный чайник, скользкую упаковку сосисок, кочергу, заварочный чайник, несколько обколотых кружек и бутылку янтарной жидкости, к которой он основательно приложился, прежде чем приступить к приготовлению ужина. Вскоре хижина наполнилась запахом потрескивавших на огне сосисок. Пока Огрид трудился, все молчали, но, как только он снял с кочерги первые шесть штук аппетитных, пахучих, слегка подгоревших сосисок, Дудли еле заметно пошевелился. Дядя Вернон поспешно предостерег:
— Не бери у него ничего, Дудли!
Гигант презрительно хмыкнул.
— Твоему пончику, Дурслей, ни к чему еще жиреть, так что не дергайся.
Он протянул сосиски Гарри. Мальчик невыносимо проголодался, и ему показалось, что он в жизни не ел ничего вкуснее. Во время еды Гарри не сводил глаз с великана. Поскольку никто ничего не объяснял, Гарри решился спросить сам:
— Извините, я так и не понял, вы кто?
Гигант основательно отхлебнул из чашки и утер рот тыльной стороной руки.
— Зови меня Огрид, — сказал он, — как все. Я уж говорил, я — привратник в «Хогварце» — ты, яс'дело, знаешь про «Хогварц».
— Ммм… нет, — признался Гарри.
Огрид был потрясен.
— Извините, — быстро добавил Гарри.
— Извините? — проревел Огрид, обращая грозный взгляд к Дурслеям, явно мечтавшим поскорее провалиться сквозь землю.
— Это ихнее дело извиняться! Ну, письма до тебя не доходили, ладно, но чтоб ребенок не знал про «Хогварц»! Прям хоть кричи! А сам-то ты чего, никогда не спрашивал, где твои предки всему обучились?
— Чему всему? — спросил Гарри.
— ЧЕМУ ВСЕМУ? — громовым раскатом повторил Огрид. — Ну-ка, обожди-ка!
Он вскочил на ноги. В гневе он, казалось, заполнил комнату целиком. Супруги Дурслей вжались в стену.
— Это ж как понимать?! — взревел Огрид. — Стало быть, этот мальчонка — вот этот вот самый — ничего не знает — НИ ПРО ЧТО?!
Гарри решил, что это уж чересчур. В конце концов, он же ходил в школу, и оценки у него всегда были неплохие.
— Кое-что я знаю, — вмешался он, — я умею считать и все такое.
Огрид только отмахнулся:
— Про наш мир, я говорю. Твой мир. Мой мир. Мир твоих родителей.
— Какой мир?
Видно было, что Огрид готов взорваться.
— Ну, Дурслей! — пророкотал он.
Дядя Вернон, мертвенно-бледный, прошептал что-то вроде: «тыры-пыры». Огрид потрясенно смотрел на Гарри.
— Как же это ты не знаешь про мамку с папкой! — вскричал он. — Они ж знаменитые! И ты — знаменитый!
— Что? Разве мои… мои мама с папой знаменитые?
— Не знает… не знает… — Огрид, запустив руку в волосы, уставился на Гарри с неподдельным состраданием.
— И тебе не сказали, кто ты такой? — спросил он после долгой паузы.
Дядя Вернон вдруг набрался храбрости.
— Молчите! — потребовал он. — Молчите, сэр! Я запрещаю вам рассказывать мальчику что бы то ни было!
И более храбрый человек, чем Вернон Дурслей, дрогнул бы под свирепым взором, которым наградил его Огрид в ответ, а когда великан заговорил, буквально каждая буква в каждом его слове дрожала от гнева.
— Ты ему не сказал? Не читал письмо Думбльдора? Я там был! Я видел, как Думбльдор его писал! Ясно тебе, Дурслей? И ты про это столько скрывал?
— Что скрывал? — возбужденно перебил Гарри.
— МОЛЧАТЬ! ЗАПРЕЩАЮ! — в панике прокричал дядя Вернон.
Тетя Петуния задохнулась от ужаса.
— Щас прям, стану я молчать, тупицы, — презрительно бросил Огрид. — Гарри! Ты — колдун.
В хижине воцарилось молчание. Слышно было, как грохочет море и свищет ветер.
— Я — кто? — ахнул Гарри.
— Колдун, ясно, — повторил Огрид, снова усаживаясь на диван, со стоном просевший еще ниже, — и чертовски хороший, если потренируешься, конечно. С такими предками, кем тебе и быть? Ну, чего ж… пожалуй, самое тебе время прочитать вот это вот.
Гарри протянул руку к вожделенному желтоватому конверту, адресованному «Море, Лачуга-на-скале, половица, м-ру Г. Поттеру». Он развернул письмо и прочел:
Уважаемый м-р Поттер!
С радостью извещаем, что Вы приняты в Школу колдовства и ведьминских искусств «Хогварц». Список необходимой литературы и оборудования прилагается.
Начало занятий — 1 сентября. Ожидаем ответную сову не позднее 31 июля.
Искренне Ваша,
Минерва МакГонаголл
В голове у Гарри, как фейерверк, вспыхнули всякие вопросы, и он не мог решить, в какой последовательности их задавать. После некоторого раздумья, он пролепетал: