Гаррисон Бергерон

Гаррисон сорвал наушники с ее головы, осторожно освободил ее от груза уравнителей. И наконец он снял маску с ее лица.

Она была ослепительно красива.

— Сейчас, — сказал Гаррисон, беря девушку за руку, — давай покажем людям, что такое танец. Музыка! — скомандовал он.

Музыканты вновь вскарабкались на свои места, и Гаррисон сорвал уравнители и с них.

— Покажите всё, на что вы способны, и я сделаю вас баронами, герцогами и графами.

Зазвучала музыка. Сначала всё в ней было, как всегда, — дёшево, глупо, фальшиво. Но Гаррисон схватил двух музыкантов и, размахивая ими в воздухе, как дирижерскими палочками, пропел музыку так, как её следовало играть. Затем он швырнул музыкантов обратно на стулья.

Музыка зазвучала снова, и на этот раз гораздо лучше.

Некоторое время Гаррисон и его Императрица просто слушали музыку, слушали в полном молчании, как будто через музыку синхронизируя удары своих сердец.

Они перенесли свой вес на носки.

Гаррисон положил свои большие руки на тонкую талию девушки, передавая ей свое ощущение невесомости.

А затем всплеском радости и грации они взметнулись в воздух.

Нарушены были не только законы страны, но также законы тяготения и законы движения.

Они раскачивались, кружились, вертелись, скакали, резвились и веселились.

Они прыгали, как олени на луне.

Студийный зал был высотой в тридцать футов, и каждый новый прыжок возносил танцоров все ближе к потолку.

Вот они коснулись его.

А затем, любовью и волей победив гравитацию, они зависли в воздухе в нескольких дюймах под потолком, и губы их слились в поцелуе.

В этот момент в зал вошла Диана Мун Гламперс — директор Всеобщего Уравнительного Бюро. В её руке был двуствольный пистолет десятого калибра.

Дважды нажала она на спусковой крючок, и Император со своей Императрицей умерли, не долетев до пола.

Диана Мун Гламперес снова зарядила пистолет и, направив его на музыкантов, объявила, что у них есть десять секунд на то, чтобы вернуть свои уравнители на место.

И тут в телевизоре Бергеронов взорвался кинескоп. Хейзл повернулась к Джорджу, намереваясь сказать ему что-то по этому поводу, но Джордж ушёл на кухню за банкой пива.

Он вернулся с пивом, переждал очередной уравнительный сигнал и вновь уселся в кресло.

— Ты плакала? — спросил Джордж.

— Ага, — ответила она.

— О чем?

— Забыла. Что-то грустное по телевизору.

— А что именно?

— У меня в голове все перепуталось.

— Не думай о грустном, — сказал Джордж.

— А я и не думаю.

— Вот и умница.

Он вздрогнул. В голове у него раскатисто ударил клепальный пистолет.

— Ух, видно громко стукнуло".

— Что ты сказала?

— Я говорю, наверно, громко стукнуло.