Гарсиа Маркес

А ещё через две недели, 13 сентября, под вечер Маркес вошёл в кафе «Аутоматико» и увидел, как седовласый сеньор, развернув приложение к газете «Эль Эспектадор», читает его рассказ «Третье смирение». Габриель своим глазам не поверил и приостановился за солидной спиной посетителя, чтобы убедиться. Не померещилось, это был его рассказ. От первой до последней фразы, над которыми он корпел! От «Там снова послышался шум…» до «Но уже так смирился со смертью, что, возможно, от смирения и умер». И подпись: не вымышленный Хавьер Гарсес, а Габриель Гарсиа Маркес!

Габо вылетел на улицу, домчался до ближайшего газетного киоска на углу, но «Эль Эспектадор» с приложением весь раскупили. Он побежал на Флориан, затем на 24-ю улицу, но в киосках газеты не оказалось. Рванул на площадь Боливара — та же история! Полил дождь, и, на бегу глотая дождинки, перепрыгивая через лужи, он думал о том, что произошло бы, если бы все эти боготинцы — «качакос», прячущиеся от дождя под навесами, сидящие в кафе, едущие в трамваях, спешащие куда-то под зонтами по своим «качакосским» делам, узнали, что это из-за его рассказа скупили тираж газеты, и вот он, сам автор, бежит по улице, перепрыгивая лужи?! А когда добежал до вокзала и выяснилось, что там в киоске экземпляр газеты остался, то обнаружил, что мелочь на бегу потерял и нет даже пяти сентаво.

— Что стряслось, чико? — спросила полная крашеная продавщица, чем-то напомнившая ту, самую первую. — Ты роешься по карманам с видом, будто потерял миллион!

Полными ужаса глазами он посмотрел на лежавшую на прилавке под расплющенным бюстом киоскёрши заветную газету, которую вот-вот могли купить — и тогда всё пропало.

— Здесь напечатан мой рассказ, — выдавил он, готовый разрыдаться. — А я потерял деньги.

И она бесплатно дала ему газету — как та, другая, первая в жизни бесплатно дала другое, чего никогда не забыть, как, впрочем, и первый рассказ, опубликованный под настоящим, доставшимся от деда и отца именем. И много лет спустя Гарсиа Маркес говорил, что публикация первого настоящего рассказа была сродни первой близости с женщиной.

Начинающие писатели, как правило, сперва рассказывают о себе — о том, откуда они, как и где росли, во что играли, в кого влюблялись, что переживали. Маркес начал с рассказа о 25-летнем мужчине, всю свою жизнь, будучи приговорённым неизлечимой болезнью к смерти, проведшем в гробу, который ещё в детстве заказала ему мать «на вырост», и заживо сгнившем в зловонном «собственном поту, в густой вязкой жидкости, вроде той, в которой он плавал до рождения в утробе матери». Рассказ жутковатый и, конечно, ученический. Весь — будто вылеплен из литературы. Но во многом для раннего творчества будущего лауреата Нобелевской премии знаковый. То есть продуманно, расчётливо шокирующий («Шум был такой, будто ребёнка били головой о каменную стену… Он обонял запах своего гниющего мяса…»). Критики утверждали, размышляя над этим рассказом, что в нём отчётливо заявлен постоянный элемент творчества Маркеса: повествование разворачивается вокруг непогребённого трупа. «В итоге читатели обнаружат, что Гарсиа Маркеса всю жизнь преследует первобытный страх перед тремя взаимосвязанными, но абсолютно противоречащими друг другу явлениями: он боится умереть и быть похороненным (или хуже того, быть похороненным заживо), боится, что ему придётся хоронить других, и боится, как любой человек, что его не похоронят».

В конце октября 1947 года в той же газете «Эль Эспектадор» был опубликован второй рассказ Маркеса — «Ева внутри своей кошки». С ещё более отчётливой литературщиной, насквозь джойсовски-кафкиански-фолкнеровский. Но тоже вызвал похвалу.

«Читатели „Конца недели“, литературного приложения к газете „Эль Эспектадор“ от 28 октября 1947 года, — писал знаменитый Эдуардо Саламея, — отметили появление нового оригинального дарования с ярко выраженной индивидуальностью… Сочинения Гарсиа Маркеса просто ошеломляют неожиданной для его возраста зрелостью! Он пишет в новой манере, которую порождает малоизвестная, загадочная область подсознания…»

Ноябрьским вечером в кафе «Рим» произошло судьбоносное знакомство — Луис Вильяр Борда познакомил Гарсиа Маркеса с Плинио Апулейо Мендосой, которому не исполнилось тогда и шестнадцати и дружбе с которым было суждено продлиться всю жизнь. Вот как сам Мендоса вспоминает их встречу.

— A-а, уважаемый доктор Мендоса! — воскликнул Габриель, появившись в неком тропическом безвкусном, но с апломбом, облачении. — Как дела с лирической прозой? Я читал твой красивый рассказ о закате солнца в саванне. Мне понравилось.

— Правда? — зарделся юноша. — Ваш рассказ «Третье смирение» меня потряс!

— Чико, давай на ты! — отмахнулся польщённый Габриель и цапнул подошедшую официантку за ягодицу. — Ягодка, ты не хочешь со мной сегодня выспаться?

— Придурок! — хлопнула его по руке официантка, сотрясая пышными персями.