Гарсиа Маркес

Проститутка оказалась права — он на всю жизнь сохранил воспоминание о своей первой женщине и стал завсегдатаем борделей. Но об этом, — учитывая едва ли не сакральное значение в его творчестве эротики, секса, женских образов вообще и представительниц древнейшей профессии в частности, — отдельная глава. Здесь лишь отметим, что годы спустя то воспоминание воплотилось в романе «Сто лет одиночества», в образе Пилар Тернеры: «Восхищённый новой чудесной игрушкой, Хосе Аркадио теперь каждую ночь отправлялся искать её в лабиринте комнат… Днём, валясь с ног от недосыпания, он втайне наслаждался воспоминаниями о прошедшей ночи. Но когда Пилар Тернера появлялась в доме Буэндиа, весёлая, безразличная, насмешливая, Хосе Аркадио не приходилось делать никакого усилия, чтобы скрыть своё волнение, потому что эта женщина, чей звонкий смех вспугивал бродивших по двору голубей, не имела ничего общего с той невидимой силой, которая научила его затаивать дыхание и считать удары своего сердца и помогла ему понять, отчего мужчины боятся смерти».

А пока — о первых «побегах» творчества. В пожелтевших подшивках школьного журнала «Хувентуд» («Юность») начала 1940-х годов можно обнаружить рисунки, дружеские шаржи, своеобразные комиксы Гарсиа Маркеса с развёрнутыми остроумными подписями, а также его стихи, заметки, очерки, фельетоны. В них наряду с образностью, метафоричностью, юмором, свойственным жителям Атлантического побережья Колумбии (как у нас некогда одесситам), можно увидеть и то, что Габриель начинает тяготиться унылой школьной программой, рассчитанной на способности ниже средних, монашеским послушанием и самим обществом священников-иезуитов. И он, конечно, испытывает ностальгию, неизменный движитель творчества, по своей Аракатаке, где с ним были родные дед и бабушка, где всё было настоящим и волшебным. «Аракатака — незаживающая рана, — писал в своей книге „Габриель Гарсиа Маркес. История богоубийства“ выдающийся перуанский писатель и также будущий лауреат Нобелевской премии Марио Варгас Льоса, — это ностальгия, которая со временем не угасает, а лишь усиливается, это очень личное воспоминание о том, каким представлялся ему мир во времена его отрочества».

В 1941 году из-за нервного расстройства Габито вынужден был надолго прервать учёбу (по болезни и по воле таскавшего его за собой туда-сюда отца в отрочестве Гарсиа Маркес потерял много времени и позже убавил себе возраст на год). «У него было что-то типа шизофрении, сопровождавшейся дикими вспышками ярости, — в 1969 году, когда сын прославился на весь мир, рассказывал журналистам „любящий“ папа Габриель Элихио. — Однажды он швырнул чернильницу в священника. Меня попросили забрать его из школы, что я и сделал». Ходили слухи, что Габриель Элихио вообще намеревался самостоятельно трепанировать сыну череп в том месте, где «сознание и память», но Луиса поклялась рассказать обо всём алькальду, и неистовый гомеопат-анестезиолог поутих.

Абелардо, работавший женским портным, тоже по-своему лечил «от нервов» единокровного младшего брата — присылал своих клиенток, которые не прочь были в постели «помочь бедному мальчику». Профессор Мартин пишет, что «благодаря преждевременно полученному сексуальному опыту Габито, до той поры явно чувствовавший себя неполноценным среди окружающих его мачо, обрёл уверенность знатока секса, и эта уверенность помогла ему преодолеть другие комплексы и поддерживала в нём силу духа перед лицом всевозможных неприятностей».

Весной 1942 года ненадолго полыхнул роман с Мартиной Фонсекой, которая была замужем за двухметровым (пятнадцатилетний Габито был крайне мал для своего возраста, не выше ста пятидесяти сантиметров) чернокожим речником. Мартина обладала роскошным, будто для ваяния созданным, крупным щедрым телом — «белая женщина в теле мулатки» — и обожала поэзию. Она увлекла «юношу бледного со взором горящим» в постель, где сразу же «вспыхнул дикий огонь тайной страсти». Речника не бывало дома порой по двенадцать дней, и Габито шастал к Мартине вместо занятий в колледже, встречала она его надушенной, накрашенной, обнажённой, жаждущей «преподать своему малышу-поэту уроки любви». «Ещё! Ещё!» — требовала она читать ей стихи в постели, это её «дико возбуждало». За время, что длились занятия в колледже, у них получалось и пять, а бывало, что и одиннадцать раз, притом ненасытная Мартина не уставала экспериментировать в сексе. Несколько месяцев их безумств неизбежно привели бы субтильного отрока к полному истощению, если бы опытная матрона не прервала связь, заявив, что ему следует заняться учёбой, а у них всё равно «не будет лучше, чем уже было». Стоя перед ней на коленях с букетом роз, он целует её красивые круглые колени, икры, лодыжки, ступни, он умоляет — но у Мартины появился новый любовник, зрелый, опытный и богатый.